По следам Москвитина.

Sergey Chebotov
8 окт. 2020 г.
69 мин. чтения

Обновлено: 28 июл. 2021 г.

Отчет из библиотеки Хабаровского городского турклуба.

Среди сохранившихся отчетов Хабаровского городского турклуба, оказался отчет об экспедиции, организованной совместно Приамурским филиалом Географического общества СССР и Краевым советом по туризму и экскурсиям.

Участники экспедиции прошли по следам русского землепроходца И.Ю. Москвитина и определили наиболее вероятный маршрут выхода отряда казаков Москвитина к берегам Тихого Океана.

Наиболее интересная часть отчета - историко-географическая, в качестве которой прилагается исторический очерк В.А. Тураева "И.Ю. Москвитин: правда, заблуждения, догадки", подготовленный для журнала «Дальний Восток».

Очерк читается как увлекательная историческая повесть, изобилующая ссылками на исторические источники. Основываясь на сведениях изложенных в казацких отписках, автор выдвигает предположение о наиболее вероятном маршруте похода отряда Москвитина к Охотскому морю.

Раздел "Описание маршрута" может быть полезен туристам, собирающимся путешествовать в Аяно-Майском и Охотском районах Хабаровского края.

Содержание.

Информационный отчет об экспедиции.
Описание маршрута.
Историко-географические материалы.
Природные особенности долины реки Ульи.
Приложение (фотоматериалы).

Информационный отчёт.

В соответствии с приказом по Приамурскому филиалу ГО СССР № 14 от 14 июля 1988 г. для проведения полевых работ был сформирован экспедиционный отряд в составе: Тураев В.А. (начальник экспедиции), Сермягин Л.П., Булгаков В.А., Олейник А.М., Останин Б.П., Банников Л.С., Петров В.Ф., Федоренко Е.П., Торговкина В.С.

В задачу экспедиции входило:

Повторить концевую часть маршрута русского землепроходца И.Ю.Москвитина, первым из русских людей, вышедшего к берегам Тихого океана в 1639 году.
Провести рекогносцировочные работы на водоразделе рек Нудыми и Секча с целью определить наиболее вероятный перевал, через который казаки Москвитина попали из Нудыми в Улью.
По маршруту экспедиции осуществить эколого-географические исследования, осмотреть и зафиксировать состояние памятников природы.

Район работы экспедиции: Аяно-Майский и Охотский районы Хабаровского края.

Время работы экспедиции: июль-август 1988 года.

Исходным пунктом экспедиционных работ явилось село Нелькан Аяно-Майского района Хабаровского края. Здесь завершалось формирование экспедиционного отряда, закупалось продовольствие и необходимое снаряжение. Большую помощь по организации экспедиции на завершающем этапе оказал Нельканский сельский совет.

Заброска экспедиции к месту производства полевых работ была осуществлена вертолетом МИ-8 (командир Щеголев Ю.В.) 26 июля 1988 года.

Вылетели из Нелькана в 15:05 местного времени.
Прибыли на место выгрузки в 16:10 местного времени.

Высадились на реке Халакониит, левом притоке Секчи, примерно в полутора километрах ниже впадения в него реки Майок. Место высадки определялось визуально с воздуха по количеству воды в реке с таким расчётом, чтобы можно было сразу же начать сплав. На месте высадки были подготовлены к работе плавсредства – катамаран, плотик спасательный надувной (ПСН-10), лодка резиновая.

27 июля в 14:10 начали движение по реке и в 19:05 достигли устья левого притока Секчи реки Бурлакит. Здесь был разбит базовый лагерь. Отсюда предстояло начать пешеходную часть маршрута, чтобы провести рекогносцировочные работы.

С этой целью 28 июля в 11:05 Тураев В.А. и Останин Б.П. по долине Бурлакита отправились на водораздел рек Нудыми и Секчи. Остальные участники экспедиции остались в базовом лагере для проведения эколого-географических исследований в устье Бурлакита. На время отсутствия начальника экспедиции старшим по лагерю был назначен Банников Л.С. С ним были оговорены контрольные сроки возвращения группы, схема маршрута рекогносцировочной группы.

28 июля в 22:00 рекогносцировочная группа в составе Тураева В.А. и Останина Б.П. прибыла на водораздел рек Нудыми и Секчи.

29 июля начались рекогносцировочные работы. С этой целью в течение дня было пройдено по хребту, отделяющему бассейн Нудыми от Секчи более 15 км. На этом расстоянии было зафиксировано три перевальные точки. Все они были тщательно обследованы по обе стороны водораздела. Результаты рекогносцировочных работ подробно изложены в историко-географической части настоящего отчета. Картографический материал прилагается.

30 июля, завершив рекогносцировочные работы на водоразделе по долине реки Берекчен, левому притоку Секчи отправились в базовый лагерь. Благополучно прибыли в него в 16:00.

С 31 июля по 4 августа осуществлялся сплав по рекам Секче и Уенме. В устье Уенмы прибыли 4 августа в 17:20. Во время сплава тщательно фиксировалось время прохождения, пороги, шиверы, опасные перекаты, осуществлялось описание флоры, проводились фото и киносъемки. Чистое ходовое время (время движения по воде) на сплаве по Секче и Уенме составило 20,5 часов. Это от устья Бурлакита.

5 августа из устья Уенмы двумя группами совершили радиальный выход к памятнику природы – водопадам на Улье. Расстояние около 15 км. Вышли из лагеря в 8:00, пришли на водопады в 13:30. В 16:50 на водопад пришла вторая группа, которая вышла из лагеря позже. Описание водопадов содержится в историко-географической части отчета. Провели на водопаде несколько часов. Фотографировали, провели киносъемки. Во время движения к водопадам встретилось много медвежьих семей. Пришлось выйти на реку и оставшуюся часть пути идти по реке. Вернулись в лагерь сплавом на ПСН-10 в 21:00.

С 6 августа начался сплав по Улье. В устье Ульи пришли 10 августа в 14:15. Чистое ходовое время сплава по Улье составило 28 часов. Во время движения по Улье дважды встречались с геологами, отправили радиограммы в Хабаровск и Николаевск-на-Амуре. В устье Ульи небольшой посёлочек, все что осталось от некогда крупного Ульинского рыбозавода. Сейчас здесь метеостанция, погранзастава и линейно-технический участок. Живут 13 семей, рабочие и служащие ЛТУ и метеостанции. Описание устья Ульи и поселка содержится в историко-географической части отчета.

Из устья Ульи заказали телеграммой вертолет. В поселке, на территории погранзаставы расположен памятник Москвитину и его товарищам. Памятник находится в хорошем состоянии, пограничники за ним внимательно следят. Описание памятника содержится в историко-географической части отчета.

12 августа в 20:00 прилетел вертолёт. Вертолёт совершал санитарный рейс в Охотск и попутно забрал группу. В посёлке остался Л.П. Сермягин. В 21:00 прибыли в аэропорт Охотска.

13 августа рейсовым самолетом экспедиция вернулась в г. Хабаровск

Задачи, поставленные перед экспедицией, полностью выполнены.

Основные итоги и ожидаемые результаты:

по совокупности исследований определен наиболее вероятный перевал, через который москвитинцы попали из бассейна Нудыми в бассейн Ульи; получена данная дополнительная информация о маршруте русских землепроходцев к Охотскому морю; определено расположение Ламского (Ульского) волока, через который осуществлялась связь Якутска с Охотском в первой половине XVII века;
на основе полевых материалов удалось уточнить содержание казачьих отписок, объяснить содержащиеся в них противоречия;
отсняты два любительских фильма;
сделано эколого-географическое описание маршрута, проведены ботанические сборы; собран историко-этнографический материал по коренному населению села Нелькан.
На основе полевых работ экспедиции подготовлен для журнала «Дальний Восток» исторический очерк "И.Ю. Москвитин: правда, заблуждения, догадки" объемом более 2 печатных листов, наиболее полно отражающий историю первого похода русских людей к берегам Тихого океана. Экземпляр очерка прилагается в качестве историко-географической части отчета.
Для Хабаровского книжного издательства подготовлена рукопись книги «И на той Улье реке» объемом 7 п.л. Рукопись представлена в издательство.
В газетах Дальнего Востока и по радио опубликовано несколько материалов, пропагандирующих деятельность Хабаровского филиала Географического общества СССР и Хабаровского краевого общества охраны памятников.
Собранные во время экспедиции историко-этнографические материалы будут использованы при подготовке серии трудов «История и культура народов Дальнего Востока» в Дальневосточном отделении АН СССР.
По результатам экспедиции рекомендую Хабаровскому филиалу ГО СССР обратиться в Хабаровский крайисполком с предложением об увековечивании памяти И.Ю. Москвитина и его товарищей в связи с 350-летием первого русского похода на берега Тихого океана. На мой взгляд целесообразно присвоить имя Москвитина перевалу из реки Нави (приток Нудыми) в реку Берекчен (приток Секчи), именуя его впредь перевал Москвитина или перевал москвитинцев.

Начальник экспедиции Тураев В.А., ст.н.с. Института Истории ДВО АН СССР, к.и.н.

25 марта 1989 г.

Описание маршрута.

26 июля.

16:10. Высадились на косе в русле реки Халакониит. В полутора километрах выше по течению в него впадает Майок. Первоначально хотели высадиться в устье Майока. Однако малая вода в реках не дает возможности начать сплав с устья. Воды мало и в Халакониите, но все-таки можно попробовать сплавиться.

За мысом справа Секча. До слияния с ней Халакониита километра 2-3. Это не так уж много, в случае чего можно и пешком дойти. Поставили лагерь, рыбачили. Трофеи – два приличных хариуса, видели гонцов горбуши. Начался нерест, следовательно с голоду не умрём. Растительность – мелкий листвяк, по берегу заросли ивы. Много голубики. Повсеместно следы лося, медведя, волка.

Левый берег Халакониита – крутой обрывистый в меловых отложениях даёт начало плато, которое отделяет бассейн Нудыми от бассейна Секчи. Слева и чуть позади высокая голая сопка, на карте это высота 700. Вечером много комаров. Ночью довольно холодно. В спальнике ощущаешь дискомфорт.

Вечером ходил к устью Майока. Это скорее ключ, а не речка. Сплавляться по нему даже в большую воду весьма проблематично. Теперь можно считать установленным, что верховья Секчи и её левых притоков, подходящих ближе всего к Нудыми, для сплава непригодны, а посему и не могут служить «дорогой».

27 июля.

До 14:00 готовились к сплаву. Вышли на воду в 14:10. То, что было дальше сплавом можно назвать с большой натяжкой. Две трети пути до слияния с Секчей ПСН тащили на руках. Примерно то же самое и с катамараном. ЛАС-5 оказалась более проходимой. В 15:15 вошли в Секчу.

После слияния Халакониита с Секчей наши мучения заметно сократились. Речка стала вполне приличной и, хотя на перекатах приходится ПСН помогать руками, движение заметно ускорилось. В двух километрах после слияния Секчи с Халакониитом остатки базы геологов на правом берегу. Весьма капитальные постройки. Буровые скважины. От базы по левому берегу вдоль Секчи идет торная дорога, проложенная тракторами и вездеходами. Река весьма живописная, крутые повороты. Долина поросла лесом. В основном листвяк, изредка встречаются весьма крупные деревья. С каждым километром река становится глубже. В 16:30 останавливались, чтобы насадить вёсла. Без них уже стало невозможно управлять ПСН, во многих местах шесты недостоют дня.

В 19:00 подошли к устью Бурлакита. Бурлакит размерами с Халакониит, но имеет очень широкую долину. На левом берегу Секчи ниже устья Бурлакита поставили лагерь. В устье Бурлакита нерестовая яма. Самцы сторожат «натеры». Много хариуса. Рядом с лагерем по террасе идёт дорога, оставшаяся от геологов. При подходе к Бурлакиту спугнули сохатого.

28 июля.

В 11:05 вышли с Б.П. Останиным в маршрут на водораздел. Продуктов взяли на 5 дней, но надеемся обернуться раньше. В рюкзаках по 25 кг примерно. Это даст возможность быть более мобильными. Во время нашего отсутствия В.А. Булгаков и А. Олейник сделают ботаническое описание.

Шли по долине Бурлакита вверх, вначале по руслу реки, потом поднялись на невысокую террасу. Мелкий лиственичник сменяется кедровым стлаником. Справа гора Острая. Идём минут по 30, потом мнут 10-15 перекур. В 12:30 вышли на большую марь, пересекли её. Карта не соответствует местности. 10 лет здесь был грандиозный пожар. Сейчас поднялась уже молодая поросль. В 13:25 поднялись на склон г. Острой, идем по крумнику по склону сопки. Около 17:00 достигли ключа, левого притока Бурлакита в самых его верховьях. Ключ ведет к перевалу в бассейн Берекчена. После небольшого отдыха пошли по долине ключа вверх по границе леса. В 19:25 были на перевале. Под ним берет начало правая составляющая Берекчена, притока Секчи. По нашим предположениям в бассейн Берекчена и должны были выйти москвитинцы с Нави. Вопрос в другом – где именно? На перевале пофотографировались. Быстро, минут за 20 свалились вниз и «подсекли» истоки ключа – правую составляющую Берекчена, затем по мари поднялись на склон сопки 938 м. Отсюда пошли по склону вверх, достигли границы леса, это примерно 700-800 метров и по крупному курумнику шли по склону сопки, порою весьма опасному, до 22:00. Вышли на водораздел Нави и Секчи. Было почти темно. Крупно повезло. На склоне, в низилке нашли маристый пятачок, где оказалась вода. Лагерь ставили в полной темноте, пили чай.

За день прошли около 15 км. Чистое ходовое время 3 часа 47 минут. Это около 4 км/ч.

29 июля.

Подъем в 8:30. Сильный ветер. Накрапывает дождь. Видимость неважная, дымка. Осмотрелись. Оказалось, что мы стали на ночевку по сути дела на перевале из Нави в Секчу, чуть выше перевальной точки. Тщательно осмотрели перевал. Он ведет с Нави на левый отросток (ключ) правой составляющей Берекчена. Перевал невысокий, но неудобный, крутые подходы. Склоны по обе стороны водораздела заросли кустарником, карликовой березкой, чаща – непроходимая. Нигде не нашли ни малейшего намека на тропу. Даже звери предпочитают ходить в другом месте.

После осмотра перевала №1 стали подниматься на соседнюю сопку и обходиьт ее по правому (восточному) склону. Через 35 минут, обогнув сопку и выйдя на её северный склон, оказались на втором перевале. Это очень низкое маристое плато, плавно спускающееся и к Нави и к Берекчену. К северу по гряде сопок оно несколько поднимается и завершается небольшой характерной и довольной крутой сопочкой – «пуп».

Марь поросла редким мелким лиственничным леском. Хорошо просматривается в оба конца. В центре мари отличная тропа, похожая временами на дорогу. Заметны старые вырубки. Прошли по тропе влево в долину Нави, удостоверились, что тропа выходит прямо к воде. От перевала до Нави 5-6 км, еще 2-3 км по реке и вполне приличная река. Вспомнились отписки москвитинцев. Здесь действительно можно не только самим за полдня пройти, но и струги на себе за «тот волок» перетащить.

После осмотра перевала, пришли к выводу, что это и должен быть «тот самый», москвитинский.

Продолжали путь по хребту. На сопке «пуп» оставили рюкзаки, точнее вещи, а сами налегке с одним рюкзаком (фото и кинокамеры, пленка, чайник) прошли еще 10 км по хребту. Пересекали невысокое плато, заросшее мелким кустарником, вышли на склон новой сопки, по ее западному склону вышли к ещё одной перевальной точке с Нави в Секчу. Это самое низкое перевальное место. Перевал ведет с Нави в Каптаны, следующий после Берекчена приток Секчи. Перевальная седловина представляет собой болото, из которого и берут начало один из ключей Нави и Каптаны. Очень простой, очень легкий перевал, его по сути вообще нет, но нет и никаких следов человеческого пребывания, хотя бы самого отдаленного. Сплошное нетронутое болото.

Поздно вечером вернулись на «пуп». Воды здесь нет, ночевать сложно. Решили возвращаться на Секчу, поскольку картина стала в принципе ясной. Из Нави в Секчу ведут три перевала – два в Берекчен, один – в Каптаны. Можно из Нави попасть в Секчу и по Бурлакиту, но это кружный и долгий путь. Наиболее вероятный путь москвитинцев – второй перевал.

Вернувшись на него пошли по тропе вниз к Берекчену до того места, где можно стать на ночлег. Почти все время шли по отличной тропе. Заметны следы санных обозов. Сейчас этой дорогой пользуются лишь звери, поскольку людей здесь нет уже 30 лет. Было уже поздно, а тропа все вела и вела вниз. Общее ее направление – в долину правой составляющей Берекчена, носящей на картах название Соготох-Бес. Левая составляющая за сопкой и названия не имеет. Это ещё одно доказательство того, что мы идем действительно старой тунгусской дорогой, «аргушницей», как звали ее казаки. Дело в том, что у тунгусов название имели только те речки и даже самые крохотные ключи, по которым проходили традиционные пути кочевки, передвижения. Именно этот ключ, единственный на карте среди множества других и носит местное название.

Было около 10 вечера, а воды все не было. Пора было остановиться на ночевку. Мы ушли с тропы, взяли сильно влево на склон сопки, чтобы не кормить в лесу комаров. Некоторое время или по склону. Хотели уже ночевать, когда наткнулись вдруг на прекрасный ключик – чистейшая и холоднейшая вода.

30 июля.

Подъем в 6:30. Быстрый чай. В 8:30 продолжили путь. Шли лесом, вначале под сопкой, потом стали забирать вправо и вскоре вышли опять на тропу. Правда, не ту, по которой шли вчера вечером. Та тропа ушла сильно вправо. Временами попадали на настоящую дорогу. Шли очень быстро, грунт крепкий, сухо, чисто. В 11:00 вышли к слиянию двух ключей. Отсюда начинается собственно Беракчен. По долине Беречкена довольно быстро направились к Секче. В 15:00 (шли почти без остановок) вышли к устью Берекчена. Берекчен впадает не в Секчу, а в протоку Секчи. Устье Берекчена фантастически красивое место. Здесь оазис. Шикарный лиственничный бор. Деревья-великаны, просто реликты. Нигде ничего подобного не видел. Оказывается, сюда шла дорога по берегу Секчи. Здесь геологи заготавливали лес для строительства своей базы. Это 25-30 км. Ближе строительного леса не нашлось.

Подозреваю, что здесь строили свою ладью и москвитинцы.

По дороге оставленной геологами за час дошли до Бурлакита. Всего с перевала до Секчи по долине Берекчена шли около 5 ходовых часов. Это 15-18 км. Действительно, «день хода».

31 июля.

Встали на воду в 10:35. Шли без остановок до устья Берекчена ровно 1 час. В районе впадения Берекчена Секча в крупных валунах. Мы пропороли днище, Банников на катамаране тоже. Клеили, чинились. Шли дальше. Секча все живописнее. Берега стали выше, обрывистые красивые скалы, прижимы. Много перекатов, на некоторых приходится проводить понтон вручную. Воды в реке мало. Характер растительности не меняется. После берекченского оазиса пошел вновь мелкий листвяк, но стала попадаться осина. На одном из прижимов пропорола бок ЛАС-5. Клеились. В 20:00 подошли к приличному порогу. Прыгнули мы и катамаран. Встали на ночевку. Ходовое время за день 5 часов 10 минут.

Примечательное событие дня и похода: в районе устья Каптаны А. Олейник наконец-то встретил ель.

1 августа.

Встали на воду в 11:30. Секча стала изумительно красивой. Высокие скальные берега, поросшие лесом, яркие обнажения. Долина сузилась, течение высокое, скорость 5-6 км. В 13:34 вошли в небольшой каньон, река делает крутой поворот и впереди мощный порог. Пристали. Обедали, фотографировались. По всей реке шиверы, перед порогом громадные валуны. Река с ревом бьет в скалу и делает крутой поворот. Посреди русла камень-боец.

Порог легко обносим по берегу. Левый берег сравнительно невысок: метров 5 подъем и широкая лесистая терраса. По ней тропа. Мы обноситься не стали. Прыгнули вполне благополучно. Но на деревянной лодке, да еще в большую воду это место пройти трудно.

Здесь мне стал понятен смысл предостережения С. Епишева, казака, ходившего вслед за Москвитиным к Охотскому морю. Епишев предлагал суда в верховьях Секчи не строить, а спускаться к Улье. Предупреждал, что в противном случае – разобьет.

Весной, в половодье здесь действительно можно разбиться. С.Шелковник разбился.

После порога несколько раз пришлось клеиться. В 19:10 пришли к устью Навтаринды. Ночлег. Ходовое время 2 часа 36 минут.

В устье Навтаринды охотничье зимовье, разграбленное медведями. Отсюда идет тропа на реку Мати, к фактории Кадыкчан. В настоящее время она не работает, люди там не живут. А некогда это были весьма оживленные места. Здесь проходил центральный путь, связывающий Маю с бассейном Улья. В. Шмалев в 60-х гг. XVIIIвека проводил здесь свои исследования, отыскивая дорогу для тракта на Охотск. Это действительно был самый короткий путь к Охотску из Якутска.

2 августа.

Вышли на воду в 10:10. От навтаринды Секча круто поворачивает на юго-восток – юг, течет по мари и примерно через 6 км образует два русла с островами посредине. Накануне уточнили расположение порока. Он находится выше устья Навтаринды в 4-5 км. От порога до устья Навтаринды мы сплавлялись около часа.

После Навтаринды Секча стала намного полноводнее. На реке стали часто встречаться медведи. Идёт красная рыба. Очень сильно ловился хариус. За время обеда поймали 26 штук. Хариус очень крупный, до 700 граммов.

Шли медленно, часто останавливались на рыбалку. К 19:00 дошли до слияния Секчи с Ариндой и стали на ночлег. После слияния с Ариндой Секча меняет название. Теперь она будет называться Уенма. Ходовое время за день – 3 часа 54 минуты.

3 августа.

Подъем в 8:00. Встали на воду в 10:40. После слияния с Ариндой река стала довольно широкой – до 70 и даже до 100 метров. Воды много, но часто встречаются камни. Несколько изменилась растительность. Чаще стала попадаться ель, появился тополь. Вода кристальной чистоты и прозрачности.

Во время движения, в том числе и в предыдущие дни, делаем остановки для описания растительности и ботанических сборов. В 12:34 подошли к устью Инникачана. Здесь был лагерь геологов. Обращает на себя внимание необычный кратер, происхождение его объяснить невозможно. У Инникачана очень разработанная, широкая долина, но воды в реке в этот раз было очень мало. Вообще мы идем по маловодью, отсюда много проколов, ремонтов.

Остановились на ночлег в устье реки Дюльбакит. Общее ходовое время за день 5 часов 48 минут. Уенма не менее живописна, чем Секча – крутые обрывистые берега, разноцветные осыпи, прижимы. Течение быстрое, на перекатах достигает 10-15 км. На плесах 4-5 км. Встречный сильный ветер мешал движению, приходилось помогать веслами. За день встретили пять медведей на реке.

4 августа.

Подъем в 8:00. До устья Уенмы, т.е. до Ульи по нашим расчетам остается 25 км. Вышли на воду в 10 часов. Не торопясь двигались вперед с небольшими остановками на рыбалку и описание. Прошли очень красивый участок реки с характерными скалами, прижимами, живописными кривунами.

Остановились в устье реки Колорадо. Пошли посмотреть долину и ахнули. Фантастический каньон со снежником уходил вдаль на несколько километров. Провели здесь более двух часов. Фотографировали. Не случайно дали топографы реке такое название. Речка и впрямь – Колорадо.

В 17:20 пришли в устье Уенмы. Всего за день шли 4 часа. Здесь на берегу Ульи стояла база геологов, сейчас пустая. 18 лет назад здесь был и наш лагерь. Вечером протопили баню.

5 августа.

В месте слияния с Ульей Уенма не ступает последней. Последние два десятка километров по Уенме много останцев. Особенно выделяется один – «Чертов палец».

Встали в 7:30. Сегодня – пеший маршрут вверх по Улье к памятнику природы – ульинским водопадам. Идем туда двумя группами. В 8:00 Тураев, Сермягин, Олейник и Булгаков пошли по правому, в 11:00 выйдут остальные.

Шли по хорошей тропе, обнаруженной нами ещё 18 лет назад, однако недолго. Километра через 3 обнаружили медведицу с малышами. Она весьма настойчиво оттеснила нас на склон сопки. Только вновь вышли на тропу – новая медвежья семья. После третьей встречи решили судьбу не испытывать. Спустились с террасы на Улью. Идти было трудно – прижимы. По воде пройти не удалось, слишком глубоко. Обходили поверху. Потеряли много времени.

На водопады пришли в 13:30. В этом месте Улья прорезает Прибрежный хребет, образуя каскад, состоящий из шести водосбросов. Три из них не очень высокие, больше подходят на крупные пороги. В большую воду их не видно. В 1970 г. мы их не видели. Три других водосброса весьма внушительны – от 3 до 8 м. Свалившись вниз, Улья попадет в большой каньон. Общая протяженность этого участка около 2 км.

В 16:50 пришла на водопад вторая группа. Пробыли на водопадах до 20:00, а затем на ПСН, который принесли ребята очень быстро, добрались до Уенмы.

6 августа.

Встали на воду после небольшого ремонта в 12:00. После слияния с Уенмой Улья – весьма великая и глубокая река. Течение быстрое, хотя воды мало. Значительную часть пути помогал ветер. Помогали и мы веслами. Рыбачили. Общее ходовое время, а шли без обеда до 19:00, составило 6 часов. Прошли 40 км.

7 августа.

Подъем в 8:00. Встали на воду в 11:12. Улья все шире, часто делится на протоки, встречаются острова. Малая вода обнажила крупные камни, шиверы, которых не было в дни нашего первого путешествия. Все чаще широкие плеса, на которых скорость падает, особенно если встречный ветер. Активно работаем веслами.

По берегам голые разноцветные сопки в меловых, охристых и другого цвета отложениях, сплошь исчерпаны бараньими тропами. На голых склонах ярко зеленеют лоскуты кедрового стланика.

Встали на ночлег в 20:20. Ходовое время 6 часов.

8 августа.

Встали на воду в 9:10. Шли, почти не останавливаясь до 14:00. Почти всю дорогу был сильный встречный ветер. Ширина реки более 100 м, обширные тиховодные леса. Почти весь день работали веслами. В целом движение весьма быстрое. Хотели встать на ночевку в устье Амки, но не увидели его. Воды в реках мало, они зачастую похожи на ключи и это сбивает с толку. Амку проскочили и Горбикан проскочили. Стали чуть ниже устья Горбикана. По моим расчетам где-то в этом районе, на границе леса стояло москвитинское зимовье. В Улье появились нерпы, признак близкого моря. Стали на ночлег в 19:50. Ходовое время почти 8 часов. Торопимся. По радио заказали на 11 августа вертолёт. Вдруг дадут.

9 августа.

В 9:00 встали на воду и плыли почти без остановок до 12:25. Среднее течение 6-7 км, на перекатах до 15-20. Попутный ветер, очень быстрое продвижение. Поднимали даже парус. Остановились на обед у последней сопки. Дальше начинается обширная шириной 70 км прибрежная долина. Обедали. Поднимались на сопку, чтобы последний раз взглянуть на долину Ульи. Снимали. Хорошо видно море. В 17:16 продолжили движение. Стали на ночевку, последнюю на Улье, в 19:12. Ходовое время 5 часов.

10 августа.

Встали на воду в 11:00, на устье Ульи пришли в 14:15. Был сильный встречный ветер, шёл отлив, протоки быстро мелели. Часть пути пришлось тащить плавсредства вручную. Перед поселком пришлось сильно работать вёслами, чтобы не вынесло в море. С большим трудом прибились к пристани. Маршрут завершён.

Улья неумолимо смещается на юг. За 18 лет сместилась на 500 м. Ходили на погранзаставу, осмотрели памятник москвитинцам, фотографировали.

Историко-географические материалы.

Тураев В.А.

Л. Ю. Москвитин: правда, заблуждения, догадки.

В 1989 году исполняется 350 лет со дня первого знакомства русских людей с Тихим океаном. В 1639г отряд казаков во главе с Иваном Юрьевичем Москвитиным, выйдя из Бутальского острожка на Алдане и проделав долгий и трудный путь по таежным рекам, впервые достиг берегов Охотского моря.

К настоящему времени советскими историками выявлено много документов, которые позволяют достаточно полно представить себе историю этого великого географического открытия. Коротко напомним читателю ее основные вехи.

Инициатором первого русского похода к Тихому океану был томский казачий атаман Дмитрий Епифанович Копылов. Под его началом в январе 1636 г. из Томска на поиски «новых землиц» вышел отряд, в состав которого входил и И. Ю. Москвитин. Казаки санным путем в марте того же года добрались до Енисейска. Дальше путь лежал по Енисею и Ангаре. Перезимовав на Ленском волоке, Д. Копылов и его товарищи летом 1637 г. поплыли вниз по Лене и к концу августа достигли Алдана. В июле 1638 г. на Алдане, примерно в ста километрах выше устья Маи, копыловцы основали Бутальский острожек. Здесь—то они и услышали от местных жителей о Ламском (0хотском) море.

Идти в поход к Ламе были назначены двадцать томских и одиннадцать красноярских казаков во главе с И. Москвитиным. Экспедиция началась весной 1639 г. из Бутальского острожка, Казаков сопровождала к морю группа «вожей»-эвенков. C Алдана москвитинцы свернули на Маю, поднялись по ней до устья реки Нудыми и за шесть дней вышли к ее верховьям. Здесь, совершив пеший однодневный переход «через камень», казаки попали в истоки одного из

притоков Ульи, которая текла в Охотское море.

В конце августа — начале сентября 1639 г. они достигли Ламы. Недалеко от устья Ульи казаки основали зимовье — первое русское поселение на Дальнем Востоке.

Собирая ясак с охотских эвенов, москвитинцы узнали о существовании густо заселенной реки Охоты и решили побывать на ней. «В день Покрова богородицы», 1 октября 1639 г. по старому стилю, двадцать казаков во главе с Москвитиным на речной лодье вышли в Охотское море. Так было совершено первое русское плавание в бассейне Тихого океана, положившее начало русскому тихоокеанскому мореходству.

Побывав в устье Охоты и Урака, казаки вернулись на Улью и приступили к подготовке морского похода к Амуру, о котором узнали к этому времени от местных жителей.

Зимой 1639—164О г. на реке Улье они заложили первую на Дальнем Востоке русскую судоверфь — так называемое “плодбище“.

На нем за зиму было выстроено два морских судна - коча “по осьми сажен“, то есть около семнадцати метров каждый. Весной 1640г во время строительства кочей на казаков совершили нападение охотские эвены. Москвитинцы отбили приступ и даже взяли в плен семерых эвенов, один из которых, местный князец, он знал дорогу к Амуру. Он - то и стал проводником в новом морском походе.

Во время плавания к Амуру москвитинцы собрали ценные сведения об этой реке и ее притоках — Чии (3ее), Чирколе или Силкаре (Шилке), Омути (Амгуни). Они первыми из русских людей узнали о существовании таких дальневосточных народах, как нивхи, нанайцы, айны, собрали сведения об их численности, образе жизни, связях с другими народами, внеся тем самым крупный вклад в развитие отечественной этнографии.

На обратном пути, поздней осенью 1640 г., москвитинцы зазимовали в устье реки Алдомы. Весной 1641 г. совершив пеший переход к верховьям Северного Уя, казаки спустились в Маю и вскоре прибыли в Бутальский острожек, а затем и в Якутск.

Такова в общих чертах история первого русского похода к берегам Тихого океана.

Следует однако оказать, что многие его детали остаются неясными, дошедшие до нас казачьи отписки содержат немало противоречивых сведений. В историко— географической литературе по разному описывается путь москвитинцев к Охотскому морю. Среди исследователей нет единства в оценке конечных итогов похода. Особенно большие споры вызывает вопрос — доходил ли Иван Москвитин до устья Амура или повернул вспять от Шантарских островов?

В настоящей статье автор попытается ответить на эти вопроса. В составе экспедиций Хабаровского и Приморского филиалов Географического общества СССР, последняя из них состоялась в 1988 году, он проводил полевые исследования на большей части маршрута москвитинских казаков. Осуществлялся сплав по Уље, Мае, Нудыми, Секче и другим рекам, на которых могли побывать москвитинцы.

Предпринимались попытки определить перевал, через который казаки попали в бассейн Уљи. Во время экспедиций фиксировался характер рек и окружающей местности. Полученные данные сравнивались со сведениями, содержащимися в казачьих отписках. Рассматривались альтернативные варианты.

Итоги полевых исследований, изучение исторических документов, знакомство с публикациями советских и дореволюционных авторов позволяют, на наш взгляд, с достаточно высокой точностью реконструировать путь И.Ю.Москвитина к Охотскому морю, уточнить многие детали первого русского похода к берегам Тихого океана.

Разумеется, не все, о чем прочтет читатель, может претендовать на абсолютную истину. Некоторые положения и оценки всего лишь авторская версия. Однако, какие бы предположения не делал автор, он всегда исходил при этом только из фактов.

Конечно, в сравнительно небольшой журнальной публикации трудно ответить на все возникающие вопросы. Остановимся поэтому на самых существенных.

Зачем И.Ю. Москвитин ходил на Охотское море?

Вопрос на первый взгляд может показаться странным. В самом деле, зачем ходили в свои походы Семен Дежнев, Василий Поярков, сотни других казаков и промышленников? Ответ, казалось бы, дает сама история развития русского государства. В общеисторическом масштабе поход И. Москвитина, как и многие десятки других, — лишь часть огромного переселенческого потоп, который, возникнув в России в ХVI веке, неутомимо стремился на восток, вовлекая в свою орбиту все новые и новые территории, пока не выплеснулся на берега Великого океана.

Ну, а если все же отвлечься от логики исторического процесса? Ведь были у каждого русского похода “встреч солнца“ и свои собственные побудительные мотивы. Судьбу великих географических открытий далеко не всегда решали исторические предопределенности. Курьез, его величество случай, роковое, или, напротив, счастливое стечение обстоятельств иногда значили ничуть не меньше, чем высокие цели и личные качества землепроходцев.

Охотское море было бы открыто и без томских казаков. В этом можно не сомневаться.

Но что—то же привело на берега Тихого океана, именно их москвитинцев? Знать это очень важно. Здесь ключ к пониманию всех последующих событий.

Обратимся к свидетельствам самих казаков. Рядовые участники похода Нехорошко Колобов, Иван Онисимов, Алфер Немчин, рассказы которых нам известны, указывают на традиционную для таких походов причину — “прииск новых землиц“. То же самое, но с более пространным обоснованием содержится и в показаниях главного инициатора похода томского атамана Дмитрия Копылова.

Возвращаясь в Томск, Д. Копылов в августе 1640 г. встретился на Ленском волоке с первым якутским воеводой П. Головиным

Рассказывая о своей алданской службе, атаман сообщил, что в верховьях Алдана людей нет — "вышла Алдан река из пустого камени", зато на Мае население более многочисленно — "Родов с десять, а в роду — по сто и по двести человек". Указав, что с верховьев Маи можно перейти на Ламу (так тунгусы называли Охотское море), Копылов уведомил воеводу: «И он, де... Дмитрей... послал вверх по Мае реке для прииску новых неясачных землиц служилых томских людей 20 человек -— Ивашка Москитина с товарищи, да красноярских служилых людей 12 человек А ведомо де… ему Дмитрею…, что те де служивые люди на Ламу перешли и на Ламе де, государь, они взяли три человека в аманаты и тебе де, государь, ясак збирают».

Безусловно, желание собрать как можно больше ясака было важным побудительным мотивом для организации экспедиции на Охотское море и в этом отношении атаман, конечно же, не кривил душой перед воеводой. И все же, думается мне, для похода на Лалу была у Копы"лова и другая, более важная причина, причем ее атаман предпочитал хранить в тайне.

В Бутальском острожке у Д. Копылова произошла встреча с эвенкийским шаманом Томкони, который рассказал, что "ёсть де блиско моря река Чиркола, а на той реке Чирколе гора, а в ней серебреная руда, а около тое руды живут в орде сиделые многие люди, а живут домами своими, устроены дворы, а городов у них никаких нет и иных крепостей нет же, а и с той руды плавят серебро. А у тех сиделых людей во всех деревнях устроены пашни и лошадей и всякой животины много".

Чуть позже этот рассказ подтвердит родственник Томони Гулокан, другие ясачные тунгусы. Сообщения о реке Чирколе чрезвычайно заинтересовало Копылова Б.П. Полевой пишет, что уже осенью 1633 года копыловцы пытались проникнуть на Чирколу по Алдану, но вынуждены были вернуться из-за голода. Но неудача, видимо, не обескуражила атамана. Если нельзя попасть на Чирколу по Алдану, решил он, то почему бы не сделать этого со стороны моря? Ведь, судя по рассказам, Чиркола недалеко от него, ну, а путь к морю хорошо знали окрестные тунгусы. Известно даже время, которое необходимо для такого пути: « по скаске ясачного тунгуса Бутальской волости Декенея Ширкунцова с усть Май реки судовым путем в шесть недель».

Так родилась, на мой взгляд, идея похода русских служилых людей к Охотскому морю, причем, главной его целью было не море само по себе, и даже не ясачный сбор, а поиски реки Чирколы.

Все это не просто предположение. Об этом говорил сам Д. Копылов в 1645 году томскому воеводе Осипу Щербатову. Долгие годы этот рассказ не был известен исследователям. Распросные речи Ивана Москвитина и Дмитрия Копылова, записанные в Томске в сентябре 1645 года, были найдены в государственном архиве древних актов в середине 50-х годов П.Т. Яковлевой, первую публикацию осуществил Б.П. Полевой в «Трудах» Томского областного краеведческого музея в 1963г. Издание это весьма редкое, в наших дальне-восточных библиотеках оно отсутствует, а между тем в нем содержится очень много ценных сведений о походе Москвитина. Так вот в этом документе и содержится утверждение Копылова о том, что посылал он И. Москвитина «на поиски реки Чирколы и горы серебра».

Возникает вопрос - какому утверждению Копылова верить? И вообще, почему разнятся показания томского атамана?

Мне думается, что о реке Чирколе Дмитрий Копылов в разговоре с якутским воеводой умолчал не случайно. Поиски Чирколы были не только главным, но еще и тайным заданием атамана Москвитину. И приискание новых землиц, и ясачный сбор, о которых говорил Копылов якутскому воеводе, на самом деле для атамана в данном случае особой роли не играли, они были нужны лишь для камуфляжа истинных целей экспедиции.

Рискну предположить, что о Чирколе не знали даже сами москвитинские казаки, во всяком случае большинство из них.

Для них поход на Ламу был действительно обычным походом для приискания

“неясачных землиц". Чем иначе объяснить тот факт, что даже Нехорошко Колобов, этот весьма осведомленный о перипетиях похода человек, автор широко известной "скаски" о походе москвитинцев, ни разу не упоминает о Чирколе? Вряд ли это случайно. Скорее всего он о ней просто не знал.

Не исключено, что в тайну Чирколы кроме самого Копылова было посвящено еще всего два человека - руководитель похода И. Москвитина и “тунгуский толмач” Семен Петров, причем все они предпочитали о Чирколе молчать. Согласитесь, что Копылов обязан был сообщить Головину сведения, полученные от алданских тунгусов хотя бы уж потому, что речь шла не просто о реке Чирколе, но и о серебряной руде. За утайку таких сведений можно было поплатиться жизнью. Копылов это, безусловно, прекрасно понимал и тем не менее молчал.

А разве не странна "забывчивость" Москвитина с Петровым? В «Росписи рекам...», составленной с их слов в Якутске после возвращения из похода, перечисляется добрый десяток рек, однако Чирколы и здесь нет. Нет в «Росписи» и упоминания о серебряной руде. Правда, Москвитин с Петровым говорят о притоке Амура Силкаре. Хотелось бы предположить, что к моменту возвращения в Якутск они уже пришли к мысли что Чиркола и Силкар - одна и та же река (Шилка), однако, есть обстоятельство, которое никак не дает оснований для такого предположения.

Через четыре года в Томске, стремясь склонить воеводу О. Щербатого к организации нового похода на Амур, Москвитин вновь вспомнит о Чирколе. Не о Силкаре, как можно было бы предполагать, а именно о Чирколе: «и тем летом мошно дойти до Омуру реки, где сидят натцкия люди, и до Чирколы реки, где серебряная гора». Судя по всему, в представлении Москвитина Чиркола и Силкар были все-таки разными реками, причем об одной из них - Чирколе - ни Москвитин, ни Копылов предпочитали в Якутске не говорить.

Трудно, конечно, сказать что именно заставило их обоих держать в тайне истинную цель экспедиции.

Наверное, и впрямь серебреная руда - в серебре на Руси в ХVII веке ощущался острый недостаток, Сведения о месторождении серебра высоко ценились, сулили награды. И Копылов и Москвитин были посланцами томского воеводы. Именно от него прежде всего зависел успех их службы. Естественно, что именно к нему и должны были попасть ценные сведения о серебренной горе на Чирколе.

Дмитрий Копылов с нетерпением ждал результатов москвитинского похода, без них явно не хотел возвращаться в Томск. Вспомним некоторые события из жизни атамана после ухода москвитинцев на Ламу. 4 октября 1639г Д. Копылов передал Бутальский острожек прибывшему ему да смену Остафио Михалевскому. В одной из своих работ Б.П. Полевой утверждал, что после передачи острожка Копылов «сразу отправился в Якутск». Имеющиеся в моем распоряжении документы свидетельствуют, что это не так. Копылов оставался на Алдане после этого еще несколько месяцев. В ноябре 1639 г. он собирал ясак с якутов Накарской и Нюрюктейской волостей. В январе 1640 г. - в Бутальской, Иженьской и Лалогирской волостях. За это время им было взято в качестве ясака более 650 соболей, объясачено 109 человек.

Зима 1639-1640 г. была для служивых и промышленных людей на Алдане полной тревог и опасностей. Алдан охватило восстание коренного населения, оно носило ярко выраженный классовый характер. Якутские тайонны и тунгусские князцы не только не принимали в нем участия, но и предупреждали служивых о замыслах восставшей бедноты. В декабре 1639г. нападению подвергся Бутальский острожек. Все находившиеся там промышленники были перебиты. Многие служивые стремились в эти тревожные дни оказаться под защитой башен Якутского острога, а Дмитрий Копылов, получив полное право покинуть негостеприимную землю, как ни в чем не бывало собирает ясак в самом эпицентре восстания. Ради чего рисковал атаман?

Не думаю, чтобы из-за государева ясака.

Близкий путь к Чирколе морем оказался на деле не таким уж и близким и Д. Копылов, не дождавшись (именно так скажет он в 1645 году О. Щербатому) москвитинцев, вынужден был отправиться в Томск. Ну, а что же Иван Москвитин?

Москвитин настойчиво стремился к Чирколе. О ней он расспрашивал сопровождавших его тунгусов на Мае. Ею же интересовался у охотских эвенов на Улье. Ради нее снарядил морскую экспедицию к устью Амура, когда выяснил, что путь к Чирколе лежит через Амур.

Многое, очень многое в поступках руководителя похода может показатъся странным, даже абсурдным, если хоть на миг забыть о Чирколе.

И наоборот — все станет на свои места, приобретет логичность и стройность, если рассматривать их через призму этой загадочной речки.

Впрочем, не будем опережать события. Об этом нам еще предстоит говорить ниже. Последуем лучше за казаками на восток. Путь Москвитина и его товарищей к морю в общих чертам нам известен.

Каким путем вышел Москвитин на берега Охотского моря?

Ответить ла этот вопрос и просто и сложно. Просто потому, что путь москвитинцев к морю описан достаточно подробно в их «скасках». Сложно потому, что в отписках этих много противоречий.

Сравним между собой первоисточники:

В «Росписи рекам...» Москвитин рассказывает об этом так: «по Мае до волоку итти в судах до подволошной реки шесть недель до Нюдмы, а по Нюдме в стругах итти вверх шесть дней ходу до хрепта, итти волоку половины дня на ламские воды на вершины ульинские, а от вершин до разсох итти пешим путем день ходу, из тово места сойдутся две разсохи вместе и из тех двух разсох пойдет река Улья и от тех разсошек в судах плыть пять дней».
В другом источнике (“Распросные речи... “), также составленном со слов Москвитина, но уже спустя четыре года после похода путь к Охотскому морю выглядит следующим образом: «он, Ивашко, пошел из Бутальского острогу на Алдане рекою Маею в вершину шесть недель в дощанике до речки до Подволошной. И тут дощаник покинули, а зделали два струга по шти (шесть) сажен и шли тою речкою вверх воды десять ден и прошли до волоку. И те суды на волоку покинули и до Ульи реки шли волоком день. И на Улье зделали бударьку, а Ульею рекою до моря плыл пять денн».
И, наконец, «скаска» Колобова, записанная в Якутске через пять лет после окончания похода на Ленском волоке: « А Маею рекою вверх шли до волоку семь недель, а из Маи реки малою речкою до прямого волоку в стужках шли шесть ден. А волоком шли день ходу и вышли на реку на Улью, на вершину. Да тою Ульем рекою шли вниз стругом, плыли восьмеры сутки. И на той же Улье реки, сделав лодию, плыли до моря до устья той Ульи реки, где она пала в море, пятеры сутки».

Как видим, в процитированных отписках многое не совпадает, но не будем пока фиксировать на этом внимание, но дело не только в несовпадениях. Долгие годы весьма своеобразной интерпретация даже этой части отписок, где вообще нет никаких разночтений.

Речь идет о реке, которая привела москвитинцев к перевалу. Колобов называет ее просто ”малою речкой“, Москвитин в одном случае - «подволошной», в другом приводит ее название - Нюдма.

Вот этой-то самой Нюдме и суждено было основательно запутать существо вопроса.

Тщетно искать на современной карте реку с таким названием, зато очень просто найти Юдому - крупный правый приток Маи. Когда-то вдоль нее проходил знаменитый Якутско-Охотский почтовый тракт. Видимо по этой самой причине, а также в силу фонетической похожести названий постепенно и проникло в литературу убеждение, что Юдома и есть та самая река, что привела Москвитина к морю.

Иногда можно встретить утверждение, что первой породила эту версию П.Т.Яковлева, о которой мы уже говорили выше. Пересказывая в книге «Первый русско-китайский договор 1689 года». (М., 1958) найденные ею «Распросные речи Москвитина и Копылова», она действительно отождествила Нюдму с Юдомой, но здесь она не была оригинальна.

Версия существовала задолго до публикации П.Т. Яковлевой.

Точно таким же образом описывал поход Москвитина в 1947 году в “Очерках по истории русского землеведения” М.С. Боднарский, но, разумееется, и он не был первооткрывателем. У него так же были предшественники.

Введенная однажды в научный оборот версия была подхвачена многими исследователями и к моменту моего знакомства с историко- графией проблемы не только прочно утверидились в литературе, но, и как это нередко бывает, обросла фантастическими подробностями. Наиболее ярко проявилось это в книге «история открытия и исследования советской Азии» (М., 1969). Л.Г. Каманин описывает в ней путь москвитинцев так: «Москвитин по Мае и ее притоку Нюдоме, т е п е р е ш н е й Ю д о м е (разрядка наша), поднялся до порогов и, обойдя их, прошел до реки Горбицы, впадающей в Юдому. Неподалёку от реки Горбицы через волок, получивший название Юдомского Креста, он перевалил на восточные склоны Джугджура».

Трудно вообразить что-нибудь менее правдоподобное, Во-первых откуда появились река Горбица и перевал Юдомский Крест, если о них ни в одной из казачьих отписок ничего не говорится?

Правда, Л.Г.Каманин оговаривается, что такое название перевал получил позже и действительно перевал такой имеется. но расположен он от устья Юдомы примерно в пятистах километрах. Как мы знаем, казаки шли по Нюдме (каманинской Юдоме) вверх по течению шесть дней, Пройти пятьсот километров вверх по течению за шесть дней? Фантастическая скорость даже для таких богатырей как москвитинские казаки!

Полная нелепица получается и с рекой Горбицей, впадающей в Юдому в ее среднем течении. Дойти до реки Горби (так именуется она на современных картах) за шесть дней казаки могли, но вот попасть отсюда на Улью, перевалив хребет только один раз - увольте! Сделав это они непременно оказались бы снова в бассейне Майи, по которой начинали свой путь, только в самых ее верховьях, и, чтобы выйти на «ульинские воды» им пришлось бы преодолеть еще один хребет. Однако нет нигде указаний, что москвитинцы переходили хребет дважды. Наоборот, в отписках говорится, что переход был чрезвычайно коротким – «волоку половину дня» и еще «пешим путем день ходу». Преодолеть за это время два хребта, да вдобавок еще и бассейн Маи с притоками казакам тоже было, мягко говоря, не под силу.

Чтобы понять это, достаточно взглянуть на географическую карту.

Помню, как озадачила меня вся эта история, и с каким нетерпением бросался я искать «Роспись рекам..», на основе которой сочинял свою версию Л. Г. Каманин.

В научной библиотеке Томского государственного университета мне подали два тоненьких журнала. Лихорадочно пролистав ненужные страницы, я, наконец, нашел нужный мне абзац: «Река Мая, а в нее реки пали сторонние..; река Чабча (Чабда) пала в Маю, река Юнома (вот это уж действительно Юдома, — В.Т.) пала в Маю с леву руку... , река Аим пала в Маю с правую сторону... , река Маймакан пала в Маю с правую сторону.., река Уй пала в Маю с правую сторону «и наконец» река подволошная Нюдма пала в Маю с правую сторону, ходу по ней шесть дней, и с тое реки переходят на ламские воды, на речки, на вершины; река за волоком Улья...».

Передо мной было наиболее подробное и достоверное описание пути Москвитина к Улье.

В нем не было пропущено ни одной сколь-нибудь значительной реки. Описание притоков Маи обрывалось на Нюдме и это естественно. Москвитин шел по Мае именно до этой реки, дальше его путь пролегал уже по самой Нюдме к перевалу через Джугджур. Ну, а если так, то рекой этой могла быть только Нудыми - так значится она на современных картах. Убежден: дочитай Л.Г. Каманин до конца «Роспись рекам…» разумеется, если он ее вообще читал, и объяснения пути москвитинцев, которое он привел на страницах упоминаемой книги никогда не появилось бы. «Роспись рекам…», кстати, помогла объяснить, и еще одну важную особенность казачьих отписок. Оказывается, левый и правый берега реки казаки считали не по течению, так это принято в настоящее время, а зависимости от направления своего движения. Москвитинцы поднимались по Мае вверх, следовательно все ее левые притоки были для них правыми. Знай эту особенность казачьих отписок, может быть и не было бы недоразумения, которое приключилось с томских туристов, решивших повторить путь своего знаменитого земляка. Бесконечно уверовав в авторитет толстых монографий, они, проделав сложный и безусловно очень интересный путь по сибирским рекам и добравшись в конце - концов до Маи недолго думая, свернули с нее в левую сторону и оказались на … Юдоме. Стоит ли удивляться, что цель экспедиции так и не была достигнута?

Интересно, что еще И. Е. Фишер в своей “Сибирской истории“ словно предчувствуя возможную путаницу в описании пути москвитинцев, счел необходимым предупредить на этот счет будущих исследователей. В сноске 47 (стр.379) он специально подчеркивал: «Сей реки (Недыми – В.Т.) не надлежит смешивать с Юдомой (по тунгуски Юнома), подле которой ныне обыкновенно ходят на Камчатское море даже до смежных с рекою Уракою (Урак – В.Т,) мест. Обе впадают в Маю, но Юдома есть из числа последних; а напротив того Ньюдма самая верхняя из всех рек. Сверх того Юдома течет с правой, а Ньюдма — с левой стороны в Маю».

На редкость прозорливое предупреждение!

Итак, москвитинцы никогда не были на Юдоме. К перевалу через Джугдкур их привела другая река — Нудыми. К сожалению, дальнейший путь казаков расшифровать гораздо сложнее.

Во всех известных нам источниках утверждается, что, расставшись с «подволошной речкой Нюдмой» и совершив короткий переход через хребет.

Казаки сразу же попали на Улью. Это ошибка.

Попасть из Нудыми непосредственно в Улью невозможно. Истоки Ульи расположены совсем в другом районе то, что казаки приняли за «вершины ульинские» были на самом деле одним из ее притоков.

Перейти с Нудыми на Улью можно только по двум рекам - Гавыни и Секче.

Впервые мы увидели их летом 1972 года. Гавыни отделена от Нудыми центральной грядой Джугджура. Чтобы попасть в нее, нужно пройти всю Нудыми. Это примерно 100-120 километров. Рядом с Гавыни берет свое начало и Секча, однако течет она к Улье весьма своеобразно. Глядя да нее с перевала, ни за что не скажешь, что это река ульинского басейна. Она начинает свой путь строго на Север, долго течет почти параллельно Нудыми, от которой ее отделяет невысокий отрог Джугджура, и только потом, километров через 60-70, круто поворачивает на юг в сторону Ульи.

Какая из двух рек стала москвитинской дорогой?

Тогда, в 1972 году, мы почти без колебаний отдали предпочтение Гавыни. Без особого труда был обнаружен нами легкий и удобный перевал, по которому можно попасть в нее из Нудыми. Судя по свежим следам, им регулярно пользуются местные оленеводы. Следует сказать, что точно такие же легкие и удобные перевалы вели и в бассейн Секчи, даже более легкие, но мы сильно сомневались тогда, чтобы москвитинцы выбрали этот кружный путь, если рядом была простая и короткая дорога к Уле.

Не вызывал по началу никаких сомнений и стодвадцати километроввый

путь по Нудыми. Пройти 120 километров за 6 дней - в общем - то не такая уж непосильная задача для казаков. Правда, совершив плавание по этой реке, пройдя все ее сто двадцать километров, мы стали относиться к ним с гораздо большим уважением. Нудыми оказалась речкой своенравной, потребовала от нас восьми дней изнурительного труда. В отдельные дни мы проходили всего по 3-4 километра. И это по течению! Добрую половину пути пришлось прорубаться сквозь вековые заломы с топором в руках. Но даже это весьма серьезное испытание не развеяло нашего оптимизма в отношении Гавыни.

- Где восемь дней, там может быть и шесть, - мудро решили мы.

Гавыни удачно вписывалась в нашу версию еще и по другим причинам. Ее истоки довольно точно напоминали картину «ульинских вершин», нарисованную И.Ю. Москвитиным, а главное она удачно «стыковалась» с колобовской отпиской, явно выбивающейся из общего ряда свидетельств. Колобов утверждал, будто казаки прошли Улью на двух судах. Вначале плыли стругом, потом сделали лодью. Но зачем заниматься на одной реке строительством судов дважды? Пойти на это можно лишь в силу крайней необходимости. И такая могла возникнуть, отправься москвитинцы к Улье по Гавыни. В этом случае они неизбежно вышли бы к ульинским водопадам. Пройти через них на лодке невозможно. Есть два пути: либо обнести лодку по берегу, либо построить новое судно. Последний путь предпочтительнее. В этом мы были твердо убеждены, поскольку уже успели побывать на Улье и хорошо знали обстановку.

В общем, в сравнении с Секчей, Гавыни казалась нам речкой более подходящей. Нельзя, конечно, сказать, что мы отдавали ей первенство безоговорочно. Были сомнения и потому, когда пришло время писать отчет о результатах наших поисков, воздержались от категорического утверждения. Его можно было сделать лишь побывав на Секче. К сожалению, тогда организовать такую экспедицию не удалось.

Нынешним летом Приамурский (хабаровский) филиал Географического общества СССР предложил нам вернуться к нашим исследованиям. Надо ли говорить, что мы с радостью согласились.

Шестнадцать лет не были мы в этих краях. Многое за это время изменилось в

нашей жизни. К счастью, почти не изменились эти воистину благословенные места. Все такой же первозданной чистоты и прозрачности вода в таежных речках, целительный воздух, звенящая в ушах тишина, обилие зверья и рыбы. Цивилизация по счастью не задела своим черным крылом ни Секчу, ни Уенму, ни другие реки, на которых довелось побывать нынешним летом. Дай бог, чтобы было и дальше!

В этот раз оказались на Секче значительно ниже, чем в дни первого с ней знакомства. Начинать вновь с самых верховьев не было нужды. В том, что из Нудыми попасть в истоки Секчи также легко, как и в истоки Гавыни, мы убедились уже 16 лет назад. Нас интересовало совсем другое.

Как уже говорилось, Секча и Нудыми довольно долго текут рядом примерно в одном направлении и, чтобы перейти из одной реки в другую совсем не обязательно забираться в самые их истоки.

Есть другая, более короткая дорога.

Для этого достаточно свернуть с Нудыми в ее правый приток Нави. Эта короткая, не более 40 километров, но очень полноводная река берет начало недалеко от Секчи, а впадает в Нудыми примерно в 30 километрах от ее устья. Таким образом путь по Нудыми и Нави почти в двое короче того, что пришлось проделать в свое время нам. Примерно на столько же сократится при этом и путь по Секче, причем на самом неудобном для сплава, мелководном участке.

Знакомство с картой показывало, что путь по Нави - самая короткая дорога не только к Секче, но и к Улье.

Но вот будет ли она и самой быстрой дорогой? В тайге, вопреки законам математики, кратчайшим расстоянием между точкам А и Б зачастую оказывается далеко не самая прямая линия. В этом мы убеждались неоднократно. Это же предстояло проверить теперь и применительно к Секче.

Особый интерес, естественно, вызывал «волок» - перевальный участок пешего пути из одной реки в другую. Именно здесь должна была держать Секча первый экзамен на право называться исторической речкой.

Скажу сразу: она его выдержала успешно.

Вспомним, как рассказывали казаки о переходе из Нудыми в Улью. Наиболее подробно он описан И. Москвитиным в «Росписи рекам»: «итти волоком половины дня на ламские воды, на вершины ульинские, а от вершин до разсох итти пешим путем день ходу». О чем, собственно говоря, идет здесь речь?

Бросив струги в самых верховьях Нудыми там, где на них уже нельзя было продолжать путь, казаки стали подниматься на перевал. Перевалив невысокую гряду, отделяющую один водный бассейн от другого, они сразу же оказались у истоков реки, текущей в сторону Ульи. Не исключено, что москвитинцам открылись вершины сразу нескольких таких рек. Об этом, в частности, свидетельствует та же «роспись рекам»: «и с тое реки (Нудыми, - В. Т.) переходят на ламские воды, на речки, на вершины; река за волоком Улья». Здесь Москвитин явно говорит о нескольких речках, которые расположены сразу за перевалом и которые текут в Улью.

Точно такую картину и увидели мы, когда оказались на перевале. С одной стороны хорошо просматривались верховья Нави. До места, где можно начинать по ней сплав, от перевала было не более 5-7 километров. Это как раз «половина дня» пешего пути. В сторону Секчи открывались взору истоки двух рек - Берекчена и Каптаны. В некотором отдалении, за отрогом хребта к Нави подходили истоки еще одного притока Секчи — Бурлакит. Ни одна из этих рек не годится для сплава, но ведь и москвитинцы, как знаем, вынуждены были «от вершин до разсох» идти пешком целый день. Конечную точку этого пути И. Москвитин определил так: "И сойдутся две разсохи вместе и из тех разсох пойдет река Улья".

Здесь нам явно не обойтись без маленького путешествия в этимологию старого русского слова «разсоха». Старые словари дают ему различное толкование: разновидность сохи, кривуля, рог. В некоторых районах Сибири в настоящее время так называют периодически обсыхающие русла рек. Именно в таком смысле мы и рассматривали его в дни пребывания на Гавыни. Более точным все же будет, видимо, то значение, которое оно имело в VXII веке и в котором его употребляли казаки, а именно - развилка, рогулька. В данном случае - это слияние двух речек, каждая из которых образована двумя - тремя ключами. И Бурлакит, и Берекчен и Секча, с которой они сливаются, представляют в этом отношении идеальные «рогатки».

Протяженность Бурлакита и Берекчена до места их слияния с Секчей не более 15-20 километров. Примерно такая же длинна и у Каптаны. С учетом таежного бездорожья этого вполне достаточно для дневного перехода. Поднимаясь на перевал по Буралкиту, мы затратил 4 ходовых часа, а с перекурами, остановками для кино и фотосъемок на это ушел весь световой день. Примерно таким же был и обратный путь к Секче по Берекчену. Возвращаясь с перевала по Берекчену, мы добрую половину пути шли по старой тропе, временами превращавшейся в настоящую дорогу. Сейчас ею пользуются главным образом лоси да медведи - основные обитатели здешних мест, однако было время, когда здесь ходили с нартами. На отдельных участках следы былых санных обозов заметны особенно отчетливо. Наверняка тропой этой пользовалось не одно поколение таёжных путников. Вполне могли оставить на ней свои следы и москвитинские казаки.

Здесь, думается, самое время обратиться к версии, которая долгое время вызывала лично у меня большие сомнения, но после знакомства с Нави и Берекченом стала представляться вполне вероятной.

В ранних якутских документах часто упоминается Ламский (Ульский) волок, через который попадали из бассейна Маи в Улью. Вплоть до 60-х годов ХVII века он был основным связующим звеном между Якутским и Охотским острогами. Ламским волоком ходили к охотскому морю казаки Семена Шелковника, Семена Епишева, другие отряды, а начало этому пути, судя по всему, было положено И.Ю. Москвитиным и его товарищами.

Б.О. Долгих так представлял себе расположение волока: «идя с Маи в бассейн Ульи..., сначала поднимались по левому притоку Маи речке Нюдме (Нудыми на современных картах), а с нее переходили в верховья речки Сикши, притока Ульи. Это очевидно речка Секча… Из речек, впадающих в Маю, именно у Нудыми истоки совсем близко (3-4 километра) подходят к истокам Секчи. Вероятно, здесь и был волок на Ламу».

Определить истинное расположение Ламского волока крайне важно.

В этом случае получим еще одно, пусть и косвенное, свидетельство о пути москвитинцев. Дело в том, что казаков вел к Охотскому морю тунгусский “вож“. Недавно мне удалось выявить фамилию этого человека. Перечисляя тунгусов, которые по различным причинам не смогли внести государев ясак за 1640 год. Дмитрий Копылов сделал в ясачной книге такую запись: «Иженьской волости Декига пошел со служивыми людьми на Ламу“. Вот этот-то тунгус Декига и был проводником у Москвитина.

Совершенно очевидно, что вести казаков к морю Декига должен был наиболее короткой и удобной дорогой, но именно на таких участках и располагались, как правило, древние волоки. Не исключение и Ламский волок.

Попытаемся с этих позиций рассмотреть версию Б.О Долгих.

То, что река Сикша со временем могла стать Секчей не вызывает особых возражений. Учитывая непривычность эвенкийкой фонетики для русского человека, вполне возможные искажения при транслитерации эвенкийских гидронимов, да и просто картографические ошибки, такое вполне реально. Совершенно нереальны попытки отнести Ламский волок к истокам Нудымы и Секчи, как бы близко они там друг в другу не подходили. Как уже говорилось, такой путь противоречит здравому смыслу. Зачем забираться в самые истки Нудыми, чтобы потом возвращаться к исходному рубежу по Секче? Заметим. что в этом случае добрая часть пути придется на реку, совершенно непригодную для сплава.

Ламский волок действительно соединял бассейн Нудыми с Секчей, только не в ее истоках, а в среднем течении. Судя по всему, он начинался в верховьях Нави, а заканчивался в устье Берекчена.

Отсюда Секча становится уже доступной для сплава. Кроме того, устье Берекчена представляется весьма удобным местом для строительства судов. Здесь, словно по заказу, растут настоявшие великаны-лиственницы, из которых при желании можно построить все, что пожелаешь. Могли и москвитинцы строить здесь свою «бударьку».

В том, что Ламский (Ульский) волок проходил именно здесь может свидетельствовать, на мой взгляд, отписка С. Епишева. 23 марта 1651 года во главе отряда из 28 человек он вышел Верхнемайского зимовья, которое располагалось в устье Нудыми и «до Волочанки речки два дни шли, и всего по волоку шел с устья Ранны до Сикши реки грузными (гружеными - В.Т.) нартами восемь дней, перешел волок апреля в первый день и по Сикше пошел на Улью реку..., на Улью пришел апреля в шестой день».

Кроме Сикши и Ульи в процитированном отрывке упоминается еще две речки - Волочанка и Ранны. До первой из них казаки шли два дня. Мне представляется, что это и есть Нави. Волочанкой часто называли речки, с которых начинался волок. Такое название не редкость и на современных картах. В частности, река Волочанка есть на Таймыре в районе Авамо - тагенарского волока из бассейна Пясины в Хатангу. Не случайно, видимо, и Москвитин говорил в одной из своих отписок о подволошной речке. В пользу такого предположения говорит и время, затраченное казаками на путь до реки Волочанки. За два дня зимой никуда далее Нави не уйдешь.

Следующий этап пути - от устья Ранны до Сикши.

Ранна - это скорее всех современная река Амагаран. Она впадает в Нудыми примерно там же, где и Нави, только с левой стороны. Как видно из отписки, казаки затратили на весь путь до Сикши десять дней. 23 марта они из Верхнемайского зимовья, 1 апреля прибыли на Сикшу. Общее расстояние от устья Нудыми до Секчи километров 80-95. Пройти их зимой, утопая в глубоких снегах, без дорог, да еще с гружеными нартами быстрее чем за 10 дней невозможно. Вспомним, что москвитинцы затратили на этот же участок около 8 дней, а по другим данным и все десять, хотя шли летом в более благоприятных условиях.

Таким образом, практически все, о чем пишет С. Епишев, не только соответствует реальным условиям пути от устья Нудыми к Секче через Нави и Берекчен, но и тому описанию, которое содержится в отписках И Москвитина.

Теперь о заключительном участке.

Выйдя к Секче, и у Семена Епишева и у Ивана Москвитина оставался единственно возможный путь - вниз по этой реке. Епишев прошел его зимой за пять дней, что тоже вполне реально для такого расстояния (70км). Москвитинпо Секче сплавлялся и должен был затратить времени много меньше. Сколько именно - сказать трудно. Как уже говорилось, москвитинцы приняли Секчу за истоки Ульи, а потому и отсчет времени вели применительно к этой реке: «из тех двух разсох пойдет река Улья и от тех разсошек в судах плыть пять дней».

Реально ли пройти Секчу и Улью за пять дней?

Наше прошлогоднее плавание ответило на этот вопрос утвердительно, но прежде, чем рассказать о нем, сделаем небольшое пояснение. Те, кто решит обратиться к географической карте, чтобы наглядно представить себе места, о которых идет речь, вполне резонно могут спросить: о какой реке говорит С. Епишев, а вместе в ним и автор настоящего очерка, если среди притоков Ульи нет ни Секчи, ни Сикши?

Действительно, сама Секча в Улью не впадает. Вскоре после поворота на Юг она сливается с Ариндой и то, что образуется в результате этого слияния носит на карте уже совсем другое название - Уенма. Вот она-то и является притоком Ульи.

Подобная перемена в названиях - явление отнюдь не исключительное. Вспомним Амур. Это имя великая дальневосточная река получает после слияния Шилки с Арунью, но так было не всегда. То, что сегодня мы зовем Амуром (вплоть до впадения в него Сунгари), долгое время считалось Шилкою.

Причина двойных названий в общем хорошо известна - каждый из народов, проживающих в бассейне одной и той же реки, называет ее по своему. Что же касается Секчи, то свое второе название она получила на мой взгляд сравнительно недавно. В ХVII веке, когда на Мае и Улье появились первые русские, вся эта территория в этническом плане была довольно однородной -здесь кочевали тунгусы, от которых казаки и услышали название реки.

Мы прошли Сукчу-Уенму за 20,5 часов и потратили на это 5 дней. В среднем за день находились на воде четыре часа с небольшим. Рыбалка, кино и фотосъемка, ягоды, да и просто, живописные окрестности отнимали у нас большую часть дневного времени. Казаки, разумеется, не могли позволить себе такой роскоши. Для них речные плавания были не отдыхом, а работой и длился рабочий день русского землепроходца XVII века не менее 10 часов.

Это совсем не сложно подсчитать, многочисленные казачьи отписки предоставляют такую возможность. Разумеется, в случае необходимости, когда позволяли условия, казаки могли находиться в пути и более длительное время. Такие случаи тоже известны, но в среднем они двигались примерно 9-10 часов в сутки.

Исходя из этой цифры, можно предположить, что Секчу-Уенму москвитинцы вполне могли пройти за два дня, а три оставшихся ушли у них на плавание по Улье. Мы спускались по Улье 28 часов. Разделите их на три дня и получите 9 часов с минутами ежедневно.

Здесь важно подчеркнуть, что и мы и москвитинцы прошли по Улье примерно в одно время - в августе, примерно одинаковыми, следовательно, должны быть и условия плавания.

Реальность этих расчетов подтверждают отписки других казаков, ходивших к Охотскому морю по Улье. Иван Афанасьев, один из тех, пришел на Охоту с Семеном Шелковником, утверждал в 1652 году, что «по плаву Ульею рекою до моря сутки», то есть 24 часа. Разница, как видим, не очень большая, ее вполне можно объяснить разными условиями плавания. Москвитинцы спускались к морю в августе. С. Шелковник - в середине мая.

Весьма интересно свидетельство С. Епишева. В плавание по Улье он отправился «майя в 30 день», а прибыл в устье Ульи «июня во второй день». Как видим, - те же три дня. Правда, у Епишева в этом плавании случилась задержка: «судом Божьим бросило на камень… среди реки Ульи в утесах», да и в других местах казаков «чуть живых... Бог вынес». Не будь этих задержек считал Епишев, «мочно бы одним днем выплыть до моря».

В справедливости последних слов мы могли убедиться во время нашего первого плавания по Улье. Начало сплава пришлось на большую воду. Накануне в верховьях прошли обильные дожди и Улья буквально на глазах превратилась в бешенный бурлящий поток.

Скорость течения достигала на отдельных участках 20-25 километров, а в среднем за час мы проходили в первый день сплава до 15 километров. Весной, а Семен Епишев плыл в разгар весеннего половодья, скорость течения в реке ничуть не меньше. За 12-13 часов такого плавания вполне можно пройти 180 километров — примерно столько от Уенмы до Охотского моря. Следует лишь помнить, что чем выше скорость плавания, тем больше опасностей ждет на пути. И не случайно ни Епишеву, ни Щелковнику так и не удалось пройти Улью быстрее, чем за три дня.

Епишева бросило на Улье на камень за два плеса «до того Большого Бойца камени, где прежъ сего разбило служивого Семейка Шелковникова». Судя по всему, Епишев отделался вполне удачно. Бросило на камень - совсем не обязательно разбило. Иначе вряд ли бы пришел он на устье Ульи второго июня. Чтобы построить новое судно, казакам потребовалось бы дня три (свой коч в устье Сикши они строили с 26 по 30 мая).

Действительно не повезло Семену Шелковнику. Его разбило не только на Улье, но и, видимо, на Секче. Об этом свидетельствует следующее назидание С. Епишева тем, кто пойдет вслед за ним к морю: «На Сикше реке судов бы не делать, где прежъ сего делал Семейка Шелковник с товарищи, потому что не выплыть, разобьет, а выходить из тое реки на Улью до моего плотбища».

Прошлым летом на Секче мы тщательно высматривали места, где могли разбиться казаки Шелковника. Слова Епишева подтвердились. Секча оказалась далеко не безобидной репой. Были на ней и пороги, и опасные камни и по-настоящему «убойные места». Одно из них по красоте и мощи водной стихии напоминает знаменитые ульинские водопады. Зажатая отвесными скалами река устремляется в узкую горловину, вход в которую бессменно стерегут каменные великаны. Чтобы успешно миновать их требуется немалое искусство

Но главная опасность - крутой поворот - прижим, вписаться в который на большой скорости, да еще в тяжелой и громоздкой лодке, вряд ли возможно. В этом отношении Епишев прав — разобьет!

Совсем другое дело если плыть по малой воде. В этом случае здесь, в отличие от ульинских водопадов, при известной сноровке, соблюдая меры предосторожности, вполне можно спуститься по течению. По крайней мере нам это не составило большого труда. Имеются и другие возможности для маневра. Лодку легко перетащить в тиховодную заводь через небольшой скалистый выступ или вообще обнести по берегу. На эти операции в любом случае уйдет не более полутора – двух часов.

Здесь на скользких от речной пены камнях, исчезли у меня последние сомнения в том, что именно Секча вывела москвитинских казаков на Улью.

В самом деле! Путь по Секче через Нави и Берекчен не только наиболее короткий, но и удобный. Он требует гораздо меньше труда и времени; чем путь на Улью по Гавыни, при этом удается обойти самый сложный, непроходимый в любое время года, участок - ульинские водопады.

Разумеется, при неблагоприятном стечении обстоятельств роковым может оказаться и “убойное место“ на Секче, но даже этот факт, как ни странно, говорит в пользу Секчи. Вспомним утверждение Колобова о том, что казаки прошли Улью

на двух судах. Теперь становилось ясно, что оно имеет смысл не только

применительно к Гавыни, но и к Секче.

Описание пути, содержащееся в отписках москвитинцев, время, затраченное ими на этот путь в значительно в большей степени соответствуют реальным условиям движения по Секче, чем по Гавыни. Кроме того, сведения москвитинцев хорошо согласуются с данными других казаков, о которых достоверно известно, что они ходили к Улье по Секче. Важным доказательством, наконец, может служить расположение в этом районе Ламского волока.

Очень хотелось он закончить эту часть рассказа на такой вот оптимистической ноте, но как тогда быть с отпиской Колобова? Ведь она явно противоречит тому, что рассказал сам Москвитин, и из чего исходили мы в своих построениях. Если принять ее за истину, то они рассыпятся как карточный домик. В свое время я долго ломал голову по этому поводу. Выдвигал различные предположения и отказывался от них. Не буду утомлять читателя множеством версий - это предмет специального разговора.

Выскажу лишь те соображения, которые сегодня представляются мне наиболее вероятными.

Характерная особенность многих документов ХVII века состоит в том, что стиль и язык, которым они написаны, допускают возможность различного толкования их смысла. Вот, например, заключительные фразы отписки Колобова: «…Да тою Ульем рекою шли вниз стругом, плыли восьмеры сутки. И на той же Улье реки, сделав лодию, плыли до моря до устья той Ульи реки, где она пала в море, пятеры сутки».

Часто эти слова понимаю так: Улью казаки прошли на двух судах, первые восемь суток плыли стругом, а еще пять в лодье. Итого 13 суток. Совершенно очевидно, что речь идет не о сутках, как таковых, а о ходовых днях, но даже в этом случае такой расклад вызывает серьезные возражения. Весьма сомнительно, чтобы путь, на который у нас ушло 48 часов или пять полных ходовых дней, москвитинцы шли 13 суток. Получается, что в день они делали не более 20 километров. И это по течению, при явном дефиците времени! Прямо скажем - странная прогулка.

Большое сомнение вызывает и сам факт плавания по Улье на двух судах. Такое предположение основывается лишь на том, что в тексте упоминается два типа судов - струг и лодья. Между тем знакомство со старыми документами убеждает, что далеко не всегда в казачьих отписках суда называются в строгом соответствии с их типом. Тот же Москвитин, например, говорит в своей отписке о строительстве «бударьки», а ведь речь идет об одной и той же лодке, которая была выстроена на Улье. И это было вообще единственным строительством. Кстати, Колобов и не говорит вовсе, что они строили суда дважды. Он сообщает лишь о строительстве лодьи, той самой, которая в устах Москвитина превратилась в «бударьку», а под пером якутского дьяка стала еще и стругом.

В том, что это действительно так говорит анализ известных нам документов. Итак, сравним их между собой. По словам Колобова, после строительства лодьи казаки спускались по Улье пять дней. После строительства «бударьки», по словам Масквитина, - тоже пять дней. Очевидно, что речь идет об одном и том же строительстве. Но из другого москвитинского документа

мы знаем, что пять дней они плыли по Улье от самых ее истоков – «из тех двух разсох пойдет река Улья и от тех разсошек плыть в судах пять дней“. Получается, что лодью-бударьку казаки строили именно у этих разсошек, а в пути по Улье находились не 13 и даже не 8, а всего пять дней. Как раз столько и мы плыли с этого же места.

Ну, а почему же тогда говорит Колобов о восьми днях ульинского плавания? Что это, оговорка, описка дьяка или переписчика? Безусловно, нельзя исключить ни того, ни другого. Но есть, на мой взгляд, и еще одна причина. Разночтения в отписках Москвитина и Колобова имеют одну общую черту - путь по всем рекам у Колобова дольше, чем у Москвитина. На Мае эта разница составляет неделю, на Улье - три дня. Такое вполне возможно, если Москвитин, рассказывая о своем пути, называл только ходовое время, а Колобов говорил о всем времени, проведенном на той или иной реке. В него вошли и дни, потребовавшиеся для строительства судов.Сколько времени нужно, чтобы построить речное судно? Ответить на этот вопрос помогает отписка Епишева, к которой мы уже неоднократно обращались. Из нее следует, что казаки строили свой коч с 26 по 30 мая, то есть четыре дня. На нем они рассчитывали идти морем до Охоты. Строительство лодьи наверняка несколько проще, поэтому москвитинцам вполне могло хватить трех дней. Вот и получается, что три “лишних“ дня на Улье - это строительство лодьи - бударьки на Секче и то, что Колобов приплюсовал к ульинскому плаванию вполне естественно - ведь эти дни они провели уже за перевалом, как им казалось на берегу Ульи.

Ну, а «лишняя» неделя на Мae - это строительство судов в устье Нудыми. Здесь казакам пришлось строить два струга «по шти (шесть) сажен», следовательно и времени потребовалось в два раза больше. И то, что Колобов приплюсовал эту неделю к дням, проведенным на Мае тоже вполне естественно, ведь поход по Нудыми еще не начинался.

Так может и в самом деле нет в казачьих отписках никаких противоречий?

В конечном счете все они говорят об одном и том же, но по-разному и это легко объяснимо. Писали в воеводских канцеляриях разные дьяки. Были они не бог уж весть какими грамотеями. Могли по-разному представить себе путь казаков, а следовательно, по-разному и записать. Могли и пропустить что-либо и перепутать систему учета пути и времени, да и многое другое могло случиться.

Итак, вслед за москвитинцами по Нудыми, Нави, Берекчену, Секче-Уенме и Улье мы вышли на берега Охотского моря. Теперь нам остается познакомиться с еще одной, последней страницей этой героической эпопеи.

Охотское море. Что дальше?

Проделав долгий и трудный путь по таежным рекам, москвитинцы к осени 1639 года оказались на берегу Охотского моря.

Устье Ульи – далеко не самое приятное место на побережье, и казаки, наверняка, чувствовали себя здесь неуютно. Ровная как стол и безлесая пойма реки в пору прилива полностью исчезала под водой. Единственным местом, где могли раскинуть казаки свой немудреный лагерь, была неширокая дресвяная коса-кошка. Очертания её то и дело скрывал густой туман, и тогда лишь оглушительные раскаты прибоя напоминали казакам о Ламе, к которой они так стремились.

Приближалась суровая охотская зима и москвитинцы прежде всего должны были побеспокоиться о жилье. Трудно предположить, чтобы для этой цели они выбрали косу-кошку. Открытая всем ветрам и волнам, она меньше всего походила для зимовки, к тому же вода здесь непригодна для питья, нет и строевого леса. Скорее всего, казаки, убедившись в полной непригодности косы для жилья, вновь сели в свою видавшую виды ладью и, подгоняемые приливным течением, поднялись по реке вверх 15-20 км.

Где-то здесь на границе леса, и срубили они своё жилье, - первое русское поселение на тихоокеанском побережье. Судя по словам Колобова, это было «зимовье с острожком», то есть зимовье, обнесенное деревянным частоколом с воротами.

Как показали последующие события, эта предосторожность оказалась совсем не лишней. Местным коренным жителям новые соседи явно не понравились. Состоялась первая стычка казаков с эвенами, о которой отписки сообщают весьма лаконично: «и на том бою с теми тунгусами взяли у них двух князцов». Захватив заложников-аманатов, казаки, не откладывая дело в долгий ящик, приступили к выполнению своей главной обязанности: «и с того зимовья ходили по той же реке по Улье и взяли на погроме за саблею на государя 11 сороков (440 штук) соболей».

Отписки рассказывают о жизни казаков в низовьях Ульи не очень подробно, но все же достаточно, чтобы представить себе основные события осени 1639 года.

О двух из них мы уже упомянули: казаки выстроили зимовье и собрали ясак с ульинских эвенов.

Третье событие – морской поход на реку Охоту – имеет точную временную привязку.

В «Расспросных речах» Москвитин упомянул, что они вышли в море в «покров богородицы», то есть 11 октября по новому стилю. Это и есть дата первого русского плавания в бассейне Тихого океана. С неё началась история русского тихоокеанского мореходства.

До москвитинцев ни один из европейских кораблей не бывал в северо-западной части Тихого океана.

К Охоте отправилось 20 казаков, остальные в зимовье караулили аманатов, завершали подготовку к зиме. Плавание по Охотскому морю накануне ледостава, в пору осенних штормов, да еще на речной ладье – весьма рискованное предприятие. Что же заставило Москвитина рисковать? Забота о государевом ясаке? Но для этого более надежнее и безопаснее было бы отправиться туда весной, всем отрядом. Безопаснее не только из-за трудностей осеннего плавания. Казаки уже прекрасно знали, что Охота – река многолюдная, рассчитывать на легкую добычу особенно не приходилось. Так оно и оказалось на самом деле. В отношении ясака поход этот был совершенно бесполезным. По возвращении в Якутск москвитинцы сдадут в государеву казну 12 сороков соболей, 11 из которых были собраны ими еще на Улье.

Как же все-таки относиться к этой, во многом авантюрной и совершенно нелогичной с точки зрения здравого смысла, скоротечной морской экспедиции?

Все встанет на свои места, если вспомнить главную задачу похода Москвитина – поиски реки Чирколы. К этому времени сведения об этой загадочной реке у москвитинцев существенно пополнились. Среди «вожжей», которые вели казаков к Ламе, оказались две женщины, которые не только слышали о Чирколе и серебряной горе, но и бывали там. Они-то и рассказали Москвитину, что «ходят к той горе Амуром рекою с моря». Трудно сказать, понял ли Москвитин из этих рассказов, что Чиркола и Амур – одна и та же река, но вот то, что путь к Чирколе лежит через Амур – это он теперь, безусловно, знал точно.

Собираясь по весне «в летнюю сторону» на поиски серебряной горы, Москвитин не мог не думать и о государевом ясаке. Какие бы открытия не делали казаки, какие бы ценные сведения не добывали в своих походах, в глазах воевод они сильно теряли, если не подкрепляли их еще и солидным ясачным сбором. Москвитин это, конечно же, хорошо понимал, как и то, что рассчитывать на ясак на Амуре-Чирколе трудно. Судя по рассказам, амурские племена сильно отличались от тунгусов. Угадать, чем закончится встреча с этими «сиделыми» людьми, у которых «и лошадей и всякой животины много», было невозможно. О ясаке следовало позаботиться здесь, на Улье. Поход на Охоту, о которой взятые аманаты говорили, что «соболей, да и лисиц будет много», давал последний шанс пополнить запасы ясачной пушнины. Ради этого можно было рискнуть и на осеннее плавание и на многие другие невзгоды.

Так родилась идея осеннего плавания по Ламе. Экспедиция эта, как уже говорилась, не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Эвены оказали казакам жестокое сопротивление. «И на той реке люди воисты, боем своим жестоки» - так прокомментирует позднее морской поход на Охоту Иван Москвитин. И все же это плавание сослужило москвитинцам добрую службу.

Я далек от мысли умалить заслуги Максима Перфильева и его товарищей, но все же, справедливости ради, следует сказать, что Москвитин в своем стремлении к Амуру был первым.

К тому времени, когда у Перфильева созрело решение побывать на этой реке, Москвитин был уже на подступах к Амуру. В отличие от Перфильева он знал, куда идет с самого начала, знал цель своей экспедиции уже на Алдане и делал все, чтобы ее достигнуть.

Перфильев вынужден был повернуть вспять. Ну, а что же Москвитин? Дошел ли он до Амура? Чем закончился его долгий поход?

В «Росписи рекам…», долгие годы бывшим единственным источником о походе Москвитина, перечислены три реки, мимо которых москвитинцы безусловно проходили во время плавания к Амуру: Тукчи, Алдома и Уда. Далее речь идет об Амуре и его притоке Зее, сведения о которых были получены казаками от местного населения. Об этом тоже говорится в «Росписи»: «А сами на тех реках не были, и про то подлинно сами не ведаем».

Таким образом, долгие годы считалось, что крайней точкой, которой достигли москвитинцы в своем плавании к Амуру, была Уда. С середины XIX века появились основания полагать, что москвитинцы смогли проникнуть южнее Уды. В 1961 году была опубликована инструкция якутского воеводы Василия Пояркова, в которой оказалась такая фраза: «и они (москвитинцы, - В.Т.) ходили с Уды реки по морю на праву сторону, изымали тунгуса и тот же тунгус сказывал им про хлебную реку, и хотел их вести на ту реку хлебную Шилку».

Из этого документа стало ясно, что казаки побывали далее Уды, но вот как далеко сумели они проникнуть в своем стремлении к Амуру – это оставалось загадкой.

Вскоре после войны в Центральном государственном архиве древних актов была найдена «сказка» Колобова, которая еще раз меняла представления о конечном пункте плавания москвитинцев. Колобов утверждал, что они видели амурское устье через кошку, то есть казаки практически достигли устья Амура. Следует сказать однако, что поначалу это утверждение было принято в штыки и хотя позднее появилось немало сторонников такой точки зрения, считать ее победившей окончательно нельзя и сегодня.

Рассмотрим этот вопрос несколько подробнее.

Процитируем ту часть «сказки» Колобова, которая может оказаться важной для выяснения истины. Вначале Колобов пересказывает услышанные от пленного князца в устье Ульи сведения о народах, проживающих в бассейне Амура, куда предстояло идти казакам.

«… И тот князец, которого взяли тут на бою, учел им рассказывать, что от них направо, в летнюю сторону, на море, по островам живут тунгусы ж, гиляки сидячие, а у них медведи кормленые. И тех же гиляков, до их приходу ( до прихода москвитинцев, - В.Т.), побили человек с пятьсот на устье Уды реки, пришли в стругах, бородатые люди, дауры, а платье же на них азямы. А побили же их омманом, были у них в стругах однодеревых в гребцах бабы, а они сами, человек по сто и по восьмидесяти, лежали между тех баб, и как пригребли к тем гилякам и, вышли из судов, и тех гиляков так и побили… А живут-то те бородатые люди к той же, к правой стороне в лето по Амуре реке… А промеж их (дауров, – В.Т.) и тех тунгусов (гиляков, – В.Т.) живут тунгусы ж, свой род, онатырки сидячие, не дошли до устья Муры».

Приведя далее некоторые подробности об особенностях жизни онатырков и дауров, Колобов так прокомментировал рассказ эвенского князца: «А они же (москвитинцы, - В.Т.) на том побоище, где гиляков те бородатые люди побили, были и суды их, в чем они приходили, струги однодеревые жгли, да тут же они нашли дно ценинного сосуда. А тех они онатырков не доходили, а гиляков, которые живут по островам, тех проходили. А сказывали те тунгусы (которых проходили, т.е. гиляки, - В.Т.), что от них морем до тех бородатых людей недалеко. А не пошли же они к ним морем за безлюдством и за голодом, что там сказали рыбы в тех реках нет, а то же амурское устье они видели через кошку».

С рассказом Колобова во многом перекликаются «Расспросные речи» Москвитина, в которых содержатся новые интересные детали об этом плавании: «А морем шли с вожжами подле берега к гилятской орде, к островам. И как немного островов гилятские орды не дошли за днище, и вышли на берег и грешною мерою у них ушел вож. И они, Ивашко, с товарищами, после вожжа до островов дошли. И гилятская земля объявилась, и дымы оказались, и они без вожжей в нее идти не смели, потому что людей многих и их голод изъял и начали есть траву, и они от голода воротились назад. И пришли к берегу в речку и изымали мужика тунгуса и тому тунгусу стали сказывать про острова, где они, Ивашко с товарищами, были. И тот тунгус им говорил, что были-то они тут, где гилятская орда, от коих островов воротились. И тот же тунгус сказывал им, за тем же островом пала в море река Амур».

Теперь проанализируем документы. Казаки повернули вспять от «островов гилятской орды». В этом единодушны и Москвитин и Колобов. О каких же островах идет речь?

Здесь возможны два варианта.

Либо это Шантарские острова и тогда все разговоры об увиденном Амуре – плод фантазии, либо – Сахалин и прилегающие к нему острова Чкалова и Байдукова. В этом случае утверждение Колобова не будет казаться таким уж фантастическим.

Безусловно, к понятию «острова» более всего подходит Шантарский архипелаг, состоящий из четырех больших и одиннадцати малых материковых островов, но вот можно ли считать его местом жительства гиляков (нивхов)?

Чтобы ответить на этот вопрос, совершим маленький экскурс в этническую историю Дальнего Востока.

Было время, когда нивхи и коряки являлись соседями. Коряки занимали охотское побережье от Тауйской губы до реки Уды, южнее Уды начиналась территория нивхов.

Об этом свидетельствуют результаты археологических исследований, материальное лексическое сходство в языке нивхов и коряков, общие элементы в их материальной и духовной культуре, а также топонимика этих районов. Многие географические объекты носят здесь корякские и нивхские названия.

Примерно в XV-XVI веках на побережье Охотского моря появились тунгусы. Мощный тунгусский клин разделил коряков и нивхов.

Коряки были оттеснены далеко на северо-восток, нивхи – на юг. Отдельные локальные подразделения коряков и нивхов были отунгушены. К моменту прихода на Дальний Восток русских этот процесс был уже завершен, однако отголоски этих весьма бурных событий недавнего прошлого еще долго встречались в русских документах. В «Росписи ясачным острожкам и зимовьям Якутского уезда» за 1675 год можно прочитать, например, такую запись: «Да по той же Уде реке, да по Тугиру (Тугуру, - В.Т.) и по сторонним рекам, которые… прилегли к той же Уде реке, коряки живут и иные ж многих родов неясачные тунгусы, и те тунгусы, коряки торгуют с даурскими людьми и с гиляками.

Как видно из документа, во второй половине XVII века в районе Уды еще встречались отдельные группы коряков, еще не слившихся окончательно с тунгусами.

Что же касается гиляков, то они, наравне с даурами, упоминаются лишь в роли торговых пришельцев.

И такое положение было не только во второй половине XVII века. К моменту прихода сюда москвитинцев вся обширная территория к югу от Уды была уже свободна от гиляков.

Первым обратил на это внимание Б.П. Полевой. В статье «Доходил ли Иван Москвитин до устья Амура» он не без оснований заметил, что Шантары не могли быть «островами гилятской орды», поскольку гиляки к этому времени здесь уже не жили. Этот вывод подтверждают исследования советских этнографов. Б.О. Долгих, изучив родовой состав нивхов, их этническую историю, сопоставив документы различных русских землепроходцев и материалы исследователей, пришел, например, к такому выводу: «Можно считать, что расселение гиляков к северу от устья Амура по берегу Охотского моря с середины XVII до середины XIX века существенно не изменилось».

В самом деле, по сведениям Л. Шренка в середине XIX века крайним северным поселением нивхов на материке был Коль (Куль), нынешний Коль-Никольск. Это же самое селение фигурирует последним поселением нивхов и в ясачной книге Онуфрия Степанова за 1655 год. Полевые этнографические материалы свидетельствуют, что этническая граница нивхов располагается в этом районе и поныне. Поскольку этническая граница никогда не возникает в одночасье, можно с уверенностью утверждать, что она сформировалась здесь задолго до 1655 года.

В свете этих данных становится совершенно непонятным полемический запал некоторых исследователей, бездоказательно утверждающих обратное. Так, например, А. И. Алексеев в своей последней работе «Береговая черта» пишет следующее: «Неужели есть у кого-либо сомнения в том, что эти гиляки сидячие жили и по сей день живут на южном берегу Охотского моря, примерно от устья реки Уды до залива Счастья». Никаких фактов, способных рассеять такие сомнения, автор не приводит. К чему же такой риторический вопрос?

Факты говорят совершенно обратное.

Ни в одном из документов XVII века не зафиксированы к северу от уже упомянутой границы нивхские родовые названия. Зато тунгусские встречаются сплошь и рядом. На Уде и Тугуре это Мунгир, Килеп (Килар), Мойтукар, На Алдоме – Контагир, Макогир, на Тороме – Нясикагир и т.п.

В 1652 году казаки Ивана Нагибы после гибели своего судна в Сахалинском заливе прошли пешком по побережью Охотского моря вплоть до Тугура и на всем этом пути им встречались только тунгусы. Об этом же, собственно говоря, свидетельствуют и отписки Колобова и Москвитина. Все встреченные ими на побережье люди были тунгусами. Правда, Колобов в своей «сказке» ошибочно считает тунгусами и гиляков («живут тунгусы ж, гиляки сидячие»), но совершенно очевидно, что встреченные тунгусы на самом деле гиляками не были. В противном случае казаки вряд ли сумели бы получить от них какую-либо информацию. Нивхский язык, как известно, относится к изолированным языкам, с тунгусским у него нет ничего общего. Или может быть «тунгусский толмач Семейка Петров» знал еще и нивхский язык?

Можно конечно предположить, что безымянный тунгус, которого казаки «изымали» на берегу речки, в действительности оказался гиляком, знающим тунгусский язык. Но как тогда объяснить скудность информации о гилятской орде? Уж гиляк, наверное, сумел бы рассказать о своих соплеменниках более подробно. Вряд ли мы можем упрекнуть казаков и в отсутствии любознательности. Что-что, а сведениями о народах, их занятиях, образе жизни они интересовались в первую очередь. И если таких сведений не оказалось в отписках москвитинцев, то только потому, что их не от кого было получить.

Рассказ ульинского князца в интерпретации Колобова убедительно свидетельствует, что о даурах и «онатырках» тунгусы знали явно больше, чем о гиляках. Единственная информация, которую смогли почерпнуть казаки у них о гиляках, - это упоминание о кормленых медведях.

Такое могло быть только в том случае, если гиляки жили изолированно от тунгусского мира.

Могли ли обеспечить такую изоляцию Шантарские острова? Разумеется, нет! Как уже говорилось, территория, прилегающая к Шантарам, к моменту появления здесь москвитинцев была уже достаточно освоена тунгусами. Проживай гиляки на Шантарах, их контакты с тунгусами были бы отнюдь не эпизодическими. Здесь неизбежно стали бы формироваться соседские, кровнородственные, языковые связи. Между тем ничего подобного не произошло. Культура оленеводов и охотников, какими были тунгусы, скрестилась с культурой рыболовов и морских зверобоев, какими были гиляки, совсем в другом районе, там, где гиляки действительно к тому времени проживали – в бассейне Амура и на Сахалине. Произошло это значительно позже. Тогда же этот район еще не вошел в сферу тунгусского влияния, отсюда и их слабая осведомленность.

Отсутствие точной информации о событиях в южной части Охотского моря характерно и для описания батальной сцены в устье Уды. Рассказ Колобова в этой части вызывает сомнения многими неправдоподобными деталями. Прежде всего – бородатость дауров. Ничего подобного в рассказах других землепроходцев о даурах не встречалось, да и не могло встречаться. Дауры имели монголоидный облик, свойственный современным бурятам. Не случайно и казаки называли бурят «братскими людьми» или просто «братцами». Для всех монголоидов характерен слабый рост бороды. С очень большой натяжкой можно назвать бородатыми и дауров.

Смущает описание судов, на которых приплыли «бородатые дауры». Судя по словам Колобова, это были «однодеревые струги», то есть лодки долбленки, причем, весьма внушительных размеров, вмещавшие по сто и по восьмидесяти человек. Последнее – явное преувеличение, как впрочем, и цифра потерь гиляков, но дело не в этом. Многовесельные большегрузные лодки - долбленки имелись только на Сахалине и в низовьях Амура. Для дауров они не характерны.

Явно не даурского происхождения «военная хитрость», с помощью которой были побиты гиляки: «А побили-то их омманом, были у них в стругах однодеревых в гребцах бабы, а они сами…лежали между тех баб». «Бабы в гребцах» - не хитрость, а своеобразное разделение труда между мужчиной и женщиной у народов, главным занятием которых было рыболовство. Дауры же относились совсем к другому культурно-хозяйственному типу. Основу их хозяйства составляло земледелие в сочетании с домашним животноводством и охотой. Рыболовством они почти не занимались.

Все это лишний раз свидетельствует, что ульинские тунгусы знали о своих южных соседях понаслышке. В таких случаях сознание всегда фиксирует, прежде всего, то, что выходит за рамки собственных привычных представлений. Именно с такими обстоятельствами мы и сталкиваемся в этом рассказе: «кормленые медведи», «бабы в гребцах», «бородатые люди».

Впрочем, рассказ этот примет более реальные очертания, если вспомнить о еще одной странице этнической истории Дальнего Востока.

В конце XVI-начале XVII веков с острова Хоккайдо началась миграция айнов. Вытесненные японцами, они стали проникать на Курильские острова и Сахалин.

Это были отличные мореходы, по словам Г. Стеллера «бродили по морю так же, как татары по суше». Айны поддерживали тесные экономические связи со своими соседями. Через них поступали к ительменам, нивхам, другим народам Дальнего Востока многие японские товары: ценинная (фарфоровая) посуда, платье даб полосатых и пестрых китаек, лензовые азямы и др. Думаю, что рассказ тунгусских женщин Москвитину о приходе к реке Чирколе с моря больших судов с торговыми людьми тоже можно с полным основанием отнести на счет айнов.

Многое из того, что мы знаем об айнах, очень хорошо вписывается в рассказ Колобова. Айны – действительно бородатые люди. Это их своеобразная визитная карточка. Айнские долбленые баркасы с фальшбортом, хорошо приспособленные для морского плавания, действительно вмещали до двадцати и более человек. Гребцами в таких лодках действительно нередко выступали женщины. Наконец, взаимоотношения айнов с окружающими народами складывались далеко немирно. Об их войнах с ительменами писали Г. Стеллер и С. Крашенников. В айнском эпосе «Юкар» отражены многие перипетии их длительной борьбы с нивхами, причем события эти относятся как раз к началу XVII века.

Думаю, что и рассказ Колобова – один из таких эпизодов. Сражение с гиляками в устье Уды произошло до прихода москвитинцев. Это могло случиться, когда гиляки еще жили в этом районе, но скорее всего стычка произошла во время торга в результате какой-либо обиды или простого недоразумения. Такое не было редкостью, подобные истории отражены в фольклоре практически всех народов. Есть такие упоминания и в фольклоре нивхов и айнов.

Разумеется о всех этих событиях можно судить сегодня лишь предположительно, но предположения эти все же более основательны, если под бородатыми людьми подразумевать айнов. В сообщении москвитинцев фантастическим образом переплелись сведения о даурах и об айнах. Мне кажется можно объяснить, почему так случилось.

Казаки, заинтересованные рассказами ульинского князца о даурах, убедившись на Уде в их реальном существовании (нашли дно ценинного сосуда, видели остатки долбленых лодок), стали тщательно расспрашивать о них всех встречавшихся на дальнейшем пути тунгусов и те, услышав о бородатых людях, с готовностью подтвердили их существование: «А сказывали те тунгусы, что от них морем до тех бородатых людей недалече». При этом говорили они совсем о других бородатых людях, а именно об айнах, которые и в самом деле жили морем недалече – на Сахалине, да и на материковой стороне Татарского пролива. О даурах они так, конечно же, сказать не могли, потому что знали, что те живут не на побережье.

Выходит прав Б. П. Полевой и еще в одном своем предположении.

Москвитинцы, сами того не подозревая, первыми из русских узнали о существовании айнов и могло это произойти конечно же в самой непосредственной близости от Сахалина.

Об этом же говорят и некоторые детали плавания казаков, например, упоминание о голоде, который помешал им продолжить путь.

Сомнительно, чтобы голод «изнял» их у Шантарских островов. Уда, Тугур, Тором, другие многочисленные реки в этом районе никогда безрыбьем не отличались. Совсем иное дело, если они оказались в Сахалинском заливе. Реки здесь можно по пальцам пересчитать, все они крохотные, с моря малозаметны. В устье одной из них «грешною мерою ушел вож». Легко представить себе положение казаков! В незнакомой и действительно безрыбной местности, без проводника и должных навыков к морскому рыболовству. В таких условиях и впрямь нетрудно оголодать.

Еще одна деталь. Тунгус, который сообщил казакам об островах гилятской орды, недвусмысленно заметил: «За тем островом пала в море река Амур». Применительно к Сахалину эта фраза имеет смысл. А по отношению к Шантарским островам? От них до Амура добрых 350 км по прямой. Да и речь ведь идет о каком-то совершенно конкретном острове, а не об островах вообще, об острове крупном, который может быть ориентиром. Всем этим условиям отвечает только Сахалин. Он как бы прикрывает собой устье Амура, река эта действительно расположена «за островом».

Здесь мы вплотную подходим к другому спорному вопросу. Насколько достоверно свидетельство Колобова о том, что казаки видели Амур через кошку?

Утверждение Колобова обычно вызывает сомнения по двум обстоятельствам. Первое – это то, что в устье Амура нет никакой косы-кошки. Ближайшая к Амуру коса – Петровская – расположена в заливе Счастья. Это слишком далеко, чтобы разглядеть оттуда Амур. Второе – это то, что слова Колобова не подтверждаются самим Москвитиным.

В его отписках нет упоминания о том, что казаки видели Амур.

Не претендуя на истину в последней инстанции, попытаемся показать, что утверждение Колобова может быть не так уж и недостоверно. Напомним прежде всего, что плавание к Амуру казаки совершали на двух кочах. На одном мог находиться Колобов, на другом – Москвитин. Вряд ли суда были накрепко «привязаны» друг к другу, они, безусловно, пользовались известной свободой передвижения. И разве не могло случиться, что коч с Колобовым сумел проникнуть в лиман, где и состоялось, пусть мимолетное, но, тем не менее, знакомство с Амуром? Не исключено, что один из кочей специально ходил на разведку, такая тактика широко использовалась в казачьих походах.

На мысли о том, что, по крайней мере, один из москвитинских кочей проник в Амурский лиман, наталкивает сама колобовская «сказка». Рассказывая о народах, встреченных во время плавания к Амуру, Колобов говорит: «А тех они онатырков не доходили, а гиляков, которые живут по островам, тех проходили». «Проходили» - значит миновали, прошли мимо. Как мы только что выяснили, Шантары такими островами быть не могли. Остаются острова Чкалова, Байдукова и Сахалин, но пройдя мимо них никуда больше, как в Амурский лиман не пройдешь.

Теперь о Петровской косе. Нет у нас особых оснований отождествлять ее с колобовской «кошкой». У слова «кошка» несколько значений. Так называли в старину колючее растение, репейник, который цеплялся за одежду. По аналогии кошкой называли и отмели, мешающие проходу судов, участки моря или реки, периодически обсыхающие во время отлива. Причем, именно в таком значении использовалось это слово в XVII веке. Если посмотреть теперь с этих позиций на Амурский лиман, то подобных «кошек» можно будет увидеть здесь сколько угодно.

Вспомним хотя бы свидетельство лейтенанта П. В. Казакевича, одного из соратников Г. И. Невельского по Амурской экспедиции. Осматривая лиман с вершины горы Табах, П. В. Казакевич так описывал открывшуюся картину: «Лиман на всем виденном пространстве представляет огромный бассейн, наполненный лайдами (обсыхающими при отливе участками суши, т.е. кошками по терминологии XVII века, - В. Т.), изрезанными протоками и большими озерами».

Убежден, что точно таким же был амурский лиман и в пору вполне вероятного знакомства с ним москвитинских казаков. Одну из таких проток вполне можно принять за устье Амура. Еще проще принять систему таких проток за дельту реки. И вряд ли будет справедливым предъявлять казакам претензии в такой ошибке. И уж тем более, вряд ли справедливо ставить под сомнение по этой причине слова Колобова. Ничего нереального в них нет.

Об обратном пути москвитинцев отписки рассказывают в высшей степени лаконично: «Того же лета пошли назад морем и вышли на Алдому реку». Слова «того же лета» надо понимать как «в том же году», то есть не позднее 1 сентября, когда начинался новый год. Можно определить и более точный срок. На поход к устью Амура москвитинцы должны были затратить около трех месяцев (столько времени ушло на этот же путь у Пояркова). С Ульи они вышли «на святой неделе». В 1640 г. это была первая майская неделя по новому стилю. Следовательно, в районе Амура они появились в конце июля и, как мы теперь знаем, практически сразу же повернули назад. Думаю, что это случилось в начале августа.

До наступления холодов казакам удалось добраться только до Алдомы. Остановка эта, кстати, лишний раз показывает, что они все же сумели достичь Амура. Отправься казаки в обратный путь от Шантарских островов, им не пришлось бы останавливаться на полдороге. К началу октября они вполне пришли бы на Улью к своему зимовью. Больше того! Вздумай казаки идти в Бутальский острог более короткой дорогой, минуя Улью, то и в этом случае им не пришлось бы зимовать на Алдоме. За два навигационных месяца они успели бы вернуться и на Алдан и даже в Якутск, ведь реки здесь замерзают лишь в ноябре.

Свое путешествие И. Москвитин закончил летом 1641 года там, где оно начиналось – в Бутальском острожке. Д. Копылова там не оказалось, зато служивые проявили к рассказам об Амуре огромный интерес. Уже в том же году отряд казаков во главе с А. Маломолкой предпринял попытку проникнуть в Приамурье по Алдану, но не достиг цели. Москвитинцы же вскоре отправились в Якутск. В июле 1641 года они встретились с воеводой Головиным, передав ему собранный ясак и «роспись всему своему ходу».

Так закончилась эта удивительная и по масштабам и по достигнутым результатам экспедиция русских землепроходцев. По самым скромным подсчетам казаки преодолели за два года более 8000 км и на всем этом пути они были первыми.

Значение экспедиции И. Москвитина огромно. Она стоит в ряду крупнейших географических предприятий мира, а ее участники с полным правом могут претендовать на широкую известность. Будем же благодарны их трудам, мужеству и отваге.

Тураев Вадим Анатольевич

690001. Владивосток,

Ленинская 127 «А», кв. 15

ОТЧЕТ

По материалам экспедиции Приамурского филиала Географического общества АН СССР: "Природные особенности долины реки Улья".

Исполнители: н.с. ЛОРП В.А. Булгаков

м.н.с. ЛБОП А.М. Олейник

Природные особенности долины реки Улья.

Территория Хабаровского края, пересекающая 15 параллелей, включила в себя почти все природные зоны, характерные для советского Дальнего Востока: от арктической тундры на севере, до хвойно-широколиственных лесов на юге.

Столь широкий диапазон вызван большим, порой доходящим до контрастов, разнообразием условий физической среды, которые создаются взаимодействием сложной по строению поверхности территории и контрастных воздушных масс. Разнообразие природных условий проявляется не только на большой пространственной протяженности, но и на сравнительно небольших участках даже относительно однородных, в крупном масштабе, районов севера. Примером тому может служить река Улья, впадающая в Охотское море в 100 км юго-западнее г. Охотска.

Улья берет начало на восточных склонах Джугджура, течет в северо-восточном направлении почти параллельно морскому побережью, от которого отгорожена Ульинским хребтом.

С запада долина реки прикрыта северной оконечностью Джугджура. Начиная от впадения левых притоков – Амки и Гырбыкана, Улья почти под прямым углом поворачивает на восток и течет в узкой зажатой между гор долине, прорываясь на приморскую низменность через «Ульинские ворота». Северные отроги Джугджура, прикрывающие с запада устье Ульи, служат водоразделом бассейнов Охотского моря и Маи-Алданской. Хребты системы Джугджура входят в окраинный вулканический пояс Тихоокеанской области молодой кайнозойской складчатости. Сложены эффузивами, главным образом диабазами и андезитами верхнемелового и частично палеогенового возраста, а также магматическими кристаллическими породами.

Ю.Ф. Чемеков называет территорию между Джугджуром и Ульинским хребтом – Ульинским плоскогорьем, имеющим высоты 1200-1400м, сложенным верхнемеловыми и палеогеновыми эффузивами и их туфами – средними и основными. В его рельефе преобладают лавовые плато с руинами древних вулканов, глубоко расчлененные притоками Ульи. С севера долину реки прикрывает Уракское плато, служащее водоразделом между рекой Урак и притоками Ульи – Амкой и Гырбыканом. В среднем течении Улья принимает левый приток – Уенму, которая со своим притоком – Секчей, имеют, вверх по течению, направление на северо-запад, а в среднем течении на юг. Несмотря на то, что самые высокие вершины Джугджура не поднимаются выше 2200м, в его пригребневой части достаточно широко распространены формы альпийского рельефа с многочисленными следами четвертичного оледенения, преобладанием крутых скалистых склонов и резко расчлененных вершин. Предполагают, что на Джугджуре было покровное оледенение, сменившееся затем долинным, которое создало альпийский рельеф и в основном уничтожило следы воздействия ледникового покрова.

Взаимодействие рельефа и воздушных масс определяет гидроклиматический режим территории. Система хребтов – Джугджур – Ульинский служит летом барьером для богатых влагой морских воздушных масс, которые переваливают через них на Юдомо-Майское плоскогорье довольно сухими. Те же хребты отгораживают зимой узкую полоску побережья от сухих и холодных воздушных масс, стекающих зимой из якутского антициклона. Воздух антициклона определяет характер зимы открытого с северо-запада Юдомо-Майского плоскогорья, напоминающую зиму соседней Якутии. Несмотря на то что зимние температуры на Охотском побережье намного выше, чем в соседней Якутии, средние годовые температуры здесь ниже (от -3° до -8°). Такие низкие температуры для широты 60° и южнее объясняются не только зимними морозами, но и невысокими температурами в течении теплого периода, которые колеблются около +15°.

Морозов на севере не бывает только в июле-августе, на побережье зимой случаются оттепели, чего не отмечено в континентальной части территории.

Горные хребты служат главным регулятором распределения осадков, которых на побережье выпадает в пределах до 800мм, а с западной стороны Джугджура только до 300мм. Доказательством может служить то, что в устье Ульи и на расположенной севернее Охотской низменности количество осадков примерно такое же как и на Юдомо-Майском плоскогорье. Влагосодержащие массы свободно проходят через низменность, слабо задерживаются субмеридианальными острогами Сунтар-Хаята – Кухтуйским , Кетандинским, Юдомским хребтами. И только доходя до расположенного субширотно Сунтар-Хаята, морской воздух теряет влагу и количество осадков, здесь, становится более 600мм.

В связи с изложенным можно назвать следующие особенности гидрорежима долины Ульи: выполняющие барьерную функцию Ульинский и Джугджурский хребты забирают всю массу осадков, тогда как в самой долине их выпадает мало, в нижнем течении количество осадков не увеличивается, но возможно влияние повышенной влажности морского воздуха, накладывающее отпечаток на облик и функционирование экосистем. В дополнение к пространственному важную роль играет временное распределение осадков, носящее отходные черты для всей территории Дальнего Востока – сравнительно небольшое выпадение осадков в течение осени, зимы, весны, начала лета и залповое с середины лета – начала осени.

Таким образом, основными факторами, определяющими особенности функционирования экосистем долины реки Улья, являются следующие:

Низкие температуры зимой в сочетании с неглубоким снежным покровом.
Невысокие температуры летом при большой суточной амплитуде.
Временная и пространственная неравномерность в распределении осадков.

Дополнительные факторы часто являются следствиями основных, например, образование вечной мерзлоты, в основном, вследствие низких температур; слабое развитие почвы и низкая продуктивность определяются жёсткостью и контрастностью гидроклиматического режима. Нельзя также не принимать во внимание относительную геологическую молодость ландшафта (верхний мел – палеоген), не завершившееся до сих пор его формирование, а также относительно недавнее начало экогенеза, вызванное поздним окончанием ледникового периода, последствия которого до сих пор ощущается в соседней Якутии.

На территории, прилегающей к долине реки Улья, нами выделены следующие группы экосистем:

Пойменные леса.
Горные леса.
Кедрово-стланиковые заросли.
Горные тундры.
Экосистемы болотного типа.

На большей части своей протяженности пойма Ульи и её притоков Секчи и Уенмы, которые обследованы автором, довольно узкая – от 100-200 до 300 м, много обрывистых берегов, скал, цокольных террас. Мощность аллювия небольшая, преобладает крупная галька, валуны. Произрастающие в пойме леса не образуют строго определенных типов, а представлены сукцессионным рядом: тополево-ивовые-лиственничные, особую группу составляют пойменные леса с участием ели сибирской.

Сукцессия начинается с поселения на свежих аллювиальных отложениях ивы росистой, в меньшей степени чозения и тополя, довольно часто им сопутствует ольха, в подлеске отмечен шиповник, в высокой пойме добавляется жимолость, ерник, кедровый стланик.

Позже поселяется лиственница, которая постепенно вытесняет лиственные породы. Довольно часто смешанный древостой сохраняется долго в результате воздействия высоких паводков. Происходит частичное разрушение напочвенного покрова, смыв детрита и привнос аллювия, что задерживает и даже отбрасывает назад сукцессию.

Долина Ульи – самая северо-восточная точка распространения сибирской ели в Хабаровском крае.

Наиболее часто она встречается в устьях притоков самой Ульи, а также Секчи и Уенмы и приурочена, как правило, к конусам выноса или низким берегам, имеющим мощный слой аллювия. По Секче небольшие группы деревьев ели начинают встречаться ниже устья Майока. Высота деревьев не превышает 5-10 м, диаметр 8-12 см. Крона узкоконическая средней густоты, отмечена суховершинность. Хвоя имеет темно-зеленый, желтоватый или голубовато-сизый оттенок. Общий вид – угнетенный, возобновление одиночное, в небольших группах может отсутствовать. На наш взгляд слабое развитие ели вызвано незначительной глубиной аллювиального горизонта, отмечавшимся выше малым количеством осадков и низкой влажностью воздуха, связанной с тем, что Секча и Уенма довольно глубоко вдаются в Юдомо-Майское плоскогорье и отгорожены от моря не только Ульинским хребтом, но и северной оконечностью Джугджура. На успешное развитие ели влияет ценотическая обстановка. Эта темнохвойная порода, стремящаяся к образованию значительных массивов сомкнутых, впоследствии разновозрастным древостоем, чувствует себя неудовлетворительно в редкостойных слабо сомкнутых лиственничниках, часто поврежденных пожарами. Ограниченная площадь участков, пригодных для произрастания, не даёт возможность ели образовывать большие массивы, где деревья могли бы активно влиять друг на друга. Образованию густых горизонтально сомкнутых насаждений препятствует дефицит влаги и резкая контрастность климата, отмечавшаяся выше. В качестве адаптивной реакции к неблагоприятным условиям можно назвать образование узкоконической кроны и изменение цвета хвои на желтую и сизую. Последнее вызвано взаимодействием высокой солнечной радиации для защиты от ожогов и малой влажностью воздуха – для защиты от излишней транспирации.

Изолированность и небольшая численность популяций, приуроченных к устьям рек, не дает возможность выработки надежных механизмов, способствующих приспособлению к неблагоприятным условиям.

Ограниченность участков с пригодными для ели лесорастительными условиями не позволяет расширить границы ценопопуляций.

В верхнем течении Уенмы, близ слияния Секчи и Оринды, ель обнаружена нами на коренном берегу, представляющем собой цокольную террасу, основание которой образовано сланцами, покрытыми сверху мореноподобными окатышами, смешанными с дресвой, глиной, мелкоземом. Древестой образован лиственницей в первом ярусе, высота 15-18м второй – лиственницей и елью. Лиственница состоит из двух поколений, ель, видимо абсолютно разновозрастная. Крона ели узкоконическая, разреженная, местами суховершинит, хвоя имеет желтый оттенок, реже сизый. Мелкие стволы часто искривлены. Диаметр кроны даже больших деревьев не превышает одного метра. Плодоношение хорошее отмечено у особей высотой 2м при диаметре 5см.

Большинство елей имеет угнетенный вид, но иногда встречаются особи, которые при диаметре 24см имеют высоту 18м. Рост деревьев замедленный, исследованная нами ель диаметром 8см имела возраст более шестидесяти лет. Напочвенный покров преимущественно бруснично-лишайниковый, встречается голубика, багульник.

В группировках с преобладанием ели присутствует голубика, брусника, подмаренник северный, кипрей, княженика, осоки, мытник, особый интерес представляют грушанка и хвощ лесной, которые приурочены к покрову из зеленых мхов и являются типичными представителями темнохвойных лесов.

Подлесок не сомкнут, представлен кедровым стлаником, ерником, можжевельником сибирским, ивами, шиповником. Подрост редкий, большей частью угнетенный, свежего возобновления по валежу не отмечено.

Поселение ели на коренном берегу вызвано инвазией из ценопопуляции на соседствующем конусе выноса и микроусловиями местообитания, в частности: незначительной высоты цокольной террасы и мощным слоем аллювия. Определенное значение имеет наличие с южной стороны высокой скалы, отбрасывающей тень на этот участок леса.

Ниже по течению Уенмы пойма расширяется, участки, занимаемые елью, становятся шире, но по-прежнему сосредоточены в пойме, конусах выноса, становится сложнее и структура сообществ. Так при впадении в Уенму правого крупного притока – р. Колорадо, нами обнаружен разновозрастный ельник с участием лиственницы, в котором по высоте можно выделить три поколения ели: первое достигает высоты до 23 м при диаметре 36 см, представлено преимущественно сухостоем и валежом, имеет все признаки распада; второе поколение достигает 16-18 м высоты при диаметре 20-24 см, представлено в основном живыми особями, но встречается и сухостой; третье поколение высотой 4-10 м с диаметром 4-8 см не имеет в своем составе сухостоя.

В несомкнутом подлеске присутствуют: ольха, жимолость, шиповник, кедровый стланик, ива, ерник. В напочвенном покрове можно выделить несколько микропарцелл: зеленомошно-разнотравную, багульниковую, бруснично-зеленомошную, зеленомошную, бруснично-лишайниковую. Возобновление ели единичное.

Лиственница представлена отдельными крупными особями, несколько возвышающимися над пологом ели, а также группами молодняка по опушке, реже – на участках распада.

Дальнейший ход сукцессии зависит от русловых процессоров, характера изменения поземности. Ценотические факторы обуславливают длительную периодичность возобновления ели и корректируются возникновением или отсутствием благоприятных гидроклиматических условий.

Ельники продолжают встречаться до поворота Ульи на восток в районе впадения р. Амка. С расширением пойм участки с присутствием ели занимают площадь о нескольких гектар, но сплошной полосы нигде не образуют и сохраняют экотопическую приуроченность к конусам выноса и близлежащим надпойменным террасам. Так в устье левого притока (предположительно ручья Лунный) Ульи нами описан елово-лиственничник площадью около 4 гектар с высокими показателями роста древостоя. В древостое выделяются два яруса: первый представлен лиственницей и елью, достигающей высоты 34 м; второй ярус образован елью с примесью тополя и достигает высоты 15 м. На опушке сохранились отдельные тополя и чозеник высотой 30 м. Подрост редкий сосредоточен в группы по 5-10 деревьев, возобновления не отмечено.

Подлесок образован ольхой, рябиной, шиповником, кедровым стлаником, жимолостью, редко малиной, несомкнут, размещение одиночное за исключением небольших групп ольхи и малины.

В травостое преобладают вейник и хвощ лесной, встречаются подмаренник, кипрей, княженика и, что особенно интересно, спорадически встречающийся майник двулистный – типичный представитель темнохвойных лесов.

Представляет интерес последний, виденный нами, ельник, недалеко от впадения Амки. Этот массив расположен на довольно большой косе, отшнуровывающейся от берега во время паводка. Древостой одновозрастной, одноярусный, со средней высотой около 30 м при диаметре 32-36 см, встречаются отдельные отставшие в росте особи различной высоты. Крупный подрост отсутствует, мелкий представлен двумя поколениями: первое высотой 15-20 см, второе 3-5 см, местами образует густую щётку. Подлесок редкий, в основном из кедрового стланика. Травостой мелкотравно зеленомошный, местами отмечен лишайниковый покров. На почве и валеже довольно многочисленный самосев ели, а по открытым местам – лиственницы и кедрового стланика. На опушке сохранилось несколько деревьев чозении диаметром около метра.

По нашим наблюдениям ель сибирская в долине р. Улья представляет собой остатки более широкого распространения ельников на этой территории в прошлом.

На это указывает прежде всего разорванность и изолированность участков произрастания ели, строгая экотопическая приуроченность сообществ с участием этой породы и слабая инвазионность в соседние экотопы. В большинстве обследованных участков ель имеет признаки угнетения, неблагоприятными климатическими условиями и относительно слабую фитоценотическую активность.

Наиболее вероятным периодом появления и широкого распространения ели в бассейне Ульи может служить бореальный период голоцена в промежутке от 9500 до 8000 лет, в этот период возрастает увлажненность территории, связанная с ослаблением восточно-азиатского антициклона и усилением западного переноса. После кратковременного спада второй пик увлажнения отмечается во второй половине атлантического периода от 6000 до 5000 лет. Последовавший в начале суббореального периода глубокий спад температуры, а в последующем и увлажнения нанес, видимо, ощутимый удар распространению ельников и вызвал отступление их в рефугиумы с более менее благоприятными условиями. Уточнить ход ситуации помогут данные палеоботанических исследований. Локально-инвазионный характер появления ели в долине Ульи исключает четкая экотопическая приуроченность и слабое участие в нижних ярусах типичных представителей темнохвойных лесов – грушанки и майника двулистого и их полное отсутствие в соседних лиственничниках.

Основным показателем дальнейшей успешности существования вида в сообществе служит возобновление. На большинстве участков оно слабое или отсутствует, что указывает на неустойчивость ели в этих ценозах. Тем не менее вряд ли можно говорить о фатальной неизбежности выпадения этой породы из сообщества, так как периодическое совпадение благоприятной ценотической обстановки и популяционной волны возобновления характерно для еловых лесов. Общий спектр возобновления разорванной популяции можно назвать равномерным.

Ельники долины Ульи являются ценными генетическими резерватами для этой территории. Их необходимо включить в число охраняемых природных объектов Хабаровского края.

Практическая ценность сохранения ельников заключается в возможности расселения этой породы из рефугиумов по территории Ульинского плато. Предпосылками к этому может служить наличие довольно крупных массивов с участием ели в среднем течении реки, которые могут служить источником обсеменения достаточным для формирования популяции, обладающей приспособленностью к более сухим условиям плакоров и гор. Явление формирования ксерофильной популяции наблюдалось нами в долине Маи-Алданской откуда, скорее всего, в период оптимума голоцена ель сибирская проникла в долину Ульи.

Расселение ели повысит продуктивность экосистем территории, благодаря резистентной устойчивости еловых ценозов возрастает общая устойчивость экосистем. Ель, как порода более физиологически активная, повысит средообразующую активность экосистем, которая выразится в некотором смягчении климата и экономии влаги в ценозах.

В нижнем течении Ульи пойменные леса представлены чозенниками с участием тополя, ольхи на мощном аллювии. На высокой пойме преобладает лиственница и кедровый стланик, присутствуют рябина и рябинник рябинолистный.

Чем вызвано отсутствие ели сказать трудно. Возможно на нее действует разрушительная сила паводков в этих местах или мощные ветры свободно проходящие с побережья.

Вторым по значению экосистемами можно назвать горные леса, которые преобладают на склонах и низких плато.

Горные леса представлены лиственничниками с покровом из вересковых кустарничков – голубики, багульника, брусники и лишайника, реже политриховых мхов. В травостое встречается прострел, полынь заячья, валериана, осоки, мытник. В подлеске кедровый стланик, жимолость, можжевельник сибирский, береза Миддендорфа. В некоторых местах на очень крутых защищенных от ветра и достаточно увлажненных склонах, как правило, восточной ориентации, появляется береза плосколистная, рябина, заметно развитие крупнотравья в покрове (подробно описать эти сообщества не удалось).

Горные леса имеют преимущественно пирогенное происхождение. Повсеместно встречается сухостой верхнего яруса высотой более 20 м. Высота сомкнутого яруса живых лиственниц не превышает 12-15 м. Нередко встречаются два поколения сухостоя при живом ярусе высотой 5-8 м. На пирогенных участках, в подлеске преобладает ерник, в покрове кипрей, плеурозиум Шребери.

Иногда в полосе горных лесов встречаются небольшие участки каменноберезников с примесью ольхи и рябины, красной смородины в подлеске, разнотравием в покрове. Каменноберезняки, на наш взгляд являются остатками растительности оптимума голоцена, как и долинные ельники.

По нашим наблюдениям граница леса в горах данной территории определяется не климатическими условиями, а эдафическими особенностями верхнего пояса гор. Прежде всего сказываются островершинность рельефа и крупноглыбистое сложение подстилающих пород, которые вызывают провальный водный режим. Взаимодействие провального гидрорежима с суровыми климатическими условиями тормозит почвообразовательный процесс. На курумах формируются так называемые «подвешенные почвы», образованные подушками лишайников и мхов, пронизанные корнями и побегами трав и кустарничков. Поэтому пояс горных лесов может сразу сменяться горной тундрой или между этими двумя поясами вклинивается полоса кедрового стланика, достигающая ширины в несколько сотен метров при высоте гор около 1000 м. Иногда встречаются сообщества, состоящие из кедрового стланика и ольховника, приуроченные к крутым хорошо увлажненным склонам, спускающимися прямо к воде.

Поселение кедрового стланика происходит в расщелинах камней по слою почвы и мелкозема или по лишайниковому покрову на куруме. Постепенно разрастаясь, этот хвойный кустарник создает плотное переплетение ветвей, мощный слой опавшей хвои затрудняет как семенное, так и вегетативное размножение. Господствующее поколение кустарника отмирает и на погибшем растении, как правило, поселяется лишайник, под слоем которого, видимо и происходит минерализация древесины. Если почва, образовавшаяся под кедровым стлаником, не будет уничтожена подвижкой осыпи, то невозможно повторное разрастание кустарника. Часто именно подвижка грубообломочного делювия вызывает разрушение кедрово-стланиковых зарослей, хотя последние, несомненно, тормозят этот процесс.

В некоторых случаях кедровый стланик снижает верхнюю границу леса, внедряясь под полог лиственницы, он густо разрастается, не давая возможность возобновляться этой светолюбивой породе.

Горные тундры занимают верхний пояс гор.

В их растительном покрове преобладают кустистые лишайники – кладонии, реже встречаются листовые – пельтигеры. Из кустарничков наиболее часто встречаются шикша, кассиопея, багульник, реже брусника.

Экосистемы болотного типа приурочены к северным частям склонов или затененным разгрузкам грунтовых вод.

На них хорошо развит слой сфагнумов с внедрением политриховых мхов. Кустарничковый ярус представлен голубикой, багульником, брусникой. Из кустарников встречаются кедровый стланик, рододендрон золотистый, ерник, ольховник. Высота кустарников не превышает 50 см, сомкнутость 0,3-0,4. Очень редко на заболоченных склонах поселяется лиственница, она имеет высоту не более 4 м, редкую крону и искривленный ствол. Причиной заболачивания северных склонов служит их слабая прогреваемость, что вызывает образование многолетней мерзлоты, которая частично оттаивая в летний период, создает избыточное увлажнение.

Данные наших исследований позволяют сделать следующие выводы о природных особенностях долины реки Улья и ее притоков:

Условия функционирования экосистем определяются контрастностью температурного режима и недостатком влаги.
Преобладающими экосистемами являются горные лиственничные леса, а наиболее важную экологическую роль выполняют пойменные леса.
Ельники поймы служат ценными генетическими резерватами для данной территории.
На большой части территории экосистемы трансформированы пожаром.
Наиболее перспективные направления освоения территории: рыбоводство, заготовка дикороссов, охота.
Для повышения продуктивности экосистем и улучшения экологической обстановки необходима разработка и осуществление противопожарных мероприятий.

ЛИТЕРАТУРА.

Гвоздецкий Н.А., Михайлов Н.И. Физическая география СССР. ГИГЛ, М., 1963, с.490-502.
Хотинский Н.А. Голоцен Северной Евразии. М.,"Наука", 1975, с.178-191.
Чемеков Ю. Ф. Западное приохотье. В кн.: Истроия развития рельефа Сибири и Дальнего Востока. М., "Наука", 1975.

ПРИЛОЖЕНИЕ.

Фотографии к отчету выполнены В.А. Булгаковым.

К сожалению, практически все фотографии были испорчены в результате ненадлежащего хранения.

Те которые сохранились, находятся не в лучшем состоянии.

Река Улья| skitour.club| Блог Сергея Чеботова — Рис. 7 Ульинский ландшафт.

Лиственничники на цокольных террасах сменяются покровом лишайников, чередующихся с темными куртинами кедровго стланника. Видны отдельно стоящие деревья.

Снижение границы леса - результат пожаров.

Горные листчвенничники| skitour.club| Блог Сергея Чеботова — Рис. 11 На зкарытых от зимних ветров "оазисах" горные лиственничники становятся сомкнутыми.

Под их пологом развивается густой покров из разнотравья.

Река Уенма| skitour.club| Блог Сергея Чеботова — Рис. 13 Ельник в устье р. Колорадо - правого притока Уенмы.

Водопад на реке Улья| skitour.club| Блог Сергея Чеботова — Рис. 15 Памятник природы - водопад в среднем течении р. Улья

Порог на реке Улья| skitour.club| Блог Сергея Чеботова — Р ис. 19 Порог ниже водопада.

Рпека Секча| skitour.club| Блог Сергея Чеботова — Рис. 20 Складки земной коры на берегу р. Секча.

Мне удалось разыскать одного из участников экспедиции Леонида Петровича Сермягина.

Леонид Петрович много лет проработал на севере Хабаровского края. Он поделился со мной своими фотографиями, сделанными в местах, по которым проходил маршрут экспедиции. Леонид Петрович великолепный фотограф и его фотографии, хоть и не имеют непосредственного отношения к экспедиции, но позволяют оценить красоту этих мест.